Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 1 и 2

Итак, вот и твой дом. Дом твоего сына. Возле входа шел бой, тоже лежат трупы, но у одного из них ты видишь винтовку, ALR-112. Та самая, которыми мы воевали сегодня. Вокруг никого, никто не видит тебя, и ты подбираешь её. Представила?

Кивок.

— Ты бежишь к своим, подозревая, что всё плохо. Бежишь со всех ног, со ступеньки на ступеньку — лифты во всём городе не работают. Но опаздываешь. Твой старший подросший внук, глупое дитё, решил в подростковом максимализме оказать сопротивление, и они убили его. Его труп лежит прямо у входа в квартиру. МОЛЧАТЬ! — заорал я. Вовремя, успел. И уже тише:

— Не открывай глаза, просто представляй, Марибэль. — Я не видел слёзы, но судя по дрожи тела, женщину начали сотрясать рыдания. Может сбавить обороты?

Нет, наверное, не надо. Чем хуже — тем лучше.

— Ты перешагнула через него, — снова продолжил я. — Ты его любишь, но поплачешь потом — у тебя остались другие внуки, и их ещё можно защитить. Вошла в квартиру. И видишь — двое бравых имперских десантников скрутили твою плачущую невестку, и один из них её остервенело насилует. Средняя внучка забилась в уголок и ревёт — на неё не обращают внимания. Имперские десантники заняты более важным — старательно очищают от ценностей вашу квартиру. Твой же младший внук, которого сын с женой родили за эти прошедшие десять лет. Лежит на пеленальном столике и громко орёт — маленькие дети всегда громко орут, когда чувствуют вокруг негативные эмоции. И мешает своим плачем трахать маму — дяди отвлекаются. Да и вообще некомфортно от детского крика бравым десантникам. И один из них решает прервать его самым гуманным способом — пристрелить орущего. Чтоб не мучился ребёнок. Война же, пусть умрёт быстро и легко.

Их четверо, Марибэль. Четыре вооружённых мужчины в квартире. У тебя в руках винтовка. Что ты сделаешь? Не открывай глаза, Марибэль! Представь эту картину и ответь так!

Сеньору откровенно затрусило. Зашмыгав носом, она, давясь слезами, пробормотала:

— Выстрелю в того, что прицелился в ребёнка!..

Я выдержал паузу. И подвёл итог:

— Выстрелила. И убила, пользуясь тем, что вошла неожиданно. Вот только после этого в тебя вопьётся минимум две очереди. Насмерть. И ни уйти от огня, ни стрелять в других на упреждение у тебя не выйдет. А знаешь почему?

Тишина. Только шмурыгание от текущих напропалую слёз.

— Потому, что ты — толстая неуклюжая корова! Сидеть! Сидеть я сказал! — рявкнул я на неё, когда она попыталась возмущённо встать и даже надавил на плечи. — Ты не умеешь воевать — зачем это простой офисной мышке? Потому ты и не сможешь ничего сделать, хоть у тебя в руках и самая крутая винтовка для среднего боя из существующих на свете!

Но самое хреновое знаешь что? После смерти твоя душа вознесётся наверх, в приёмную к богу. И тот подумает, как же тебя осудить? Подумает-подумает, и скажет:

— Марибэль, ты правильно жила. Почти не грешила. В меру, но это не считается. Вот только не может для тебя быть рая.

— Почему? — спросишь ты его.

— Потому, что ты виновна в гибели собственной семьи. Невестки и внуков, которых застрелили бандиты в военной форме.

— Как же так, что я могла сделать? — спросишь ты. А он ответит:

— Марибэль, я — бог, а не фраер [16]. Я знаю ВСЁ, что было и что будет. Я знал, что тебе выпадет это испытание, и привёл тебя не куда-нибудь, а в фирму «Экскалибур». Я давал жребию выбрать именно тебя, делал это для того, чтобы ты смогла подготовиться, чтобы встретила испытание во всеоружии. А что сделала ты в ответ на мои усилия?

А вспомни свои недовольства, когда я посылал к тебе своих посланников, не важно в виде кого, чтобы они растормошили тебя, заставили действовать? Как ты реагировала на них?

— Это ТЫ, Марибэль, виновна в гибели близких, — заключит он. — Я не могу отправить тебя в ад — не за что. Отправлю на небеса. Но мои небеса станут для тебя своим собственным, персональным адом! Купаясь в райских бассейнах у моря и гуляя в райских кущах, день за днём, век за веком ты будешь вспоминать этот момент и биться в истерике, что ты МОГЛА, но НЕ СДЕЛАЛА!

Персональный ад, Марибэль. К которому всевышний не будет иметь никакого отношения. Всё своими руками. Как тебе?

Я обошёл стул, присел перед ней. Она уже глаза открыла, но тихонько рыдала, не спеша вытирать слёзы.

— Я не знаю, что делать!..

— Делай что можешь. — Взял её ладони. Подержал, передавая ей таким образом свою уверенность. — И будь что будет.

Поднялся. Оглядел притихший задумчивый зал. Остановился взглядом на Розе.

— Твоё решение?

Та покачала головой, подумала. Тяжело вздохнула.

— Ненормальные!

Развернулась и пошла к выходу.

— Остальные остаются? — Заключил я. Ответа не требовалось. — Хорошо. Значит, будем воевать, как можем и чем можем. Лучше маленькая, но дружная команда, чем большая, где бои сливают, ударяя в спину. Десять минут на перекур и прийти в себя, после собираемся здесь же, обсудим тактику на бой с Дельтой.

После встречи с Бэль было в моей текущей размеренно жизни ещё одно яркое событие, даже череда событий, которые я совершенно пропустил мимо повествования. Причин этому несколько и все банальные. Первое — эмоциональный окрас; на фоне наших с высочеством баталий, споров и битой посуды эти события воспринимались гораздо спокойнее. И второе — это был переходный этап, эдакая тренировка перед собственно бурей, обкатка; а чего нервничать и переживать, если вокруг всего лишь репетиция? Да, важная репетиция, на нас внимательно смотрели, нас внимательно изучали… Но в массы наше то творчество так и не пошло. ПОКА не пошло.

Итак, в последние пару недель декабря мы халтурили, лабая в ресторане русской кухни под красочным названием «Натюрморт». Лабали на старой волне, то есть под брендом «Алые паруса», хотя и со мной в роли вокалиста. Хозяин «Натюрморта» — армянин, какой-то нанадцатиюродный дядюшка Карена, а эта нация хоть и не имеет собственной Родины на Земле, прекрасно поддерживает друг друга в любой точке человеческой ойкумены. Феномен, который пусть изучают историки; мне важно лишь то, что по знакомству, по-родственному, нам предоставили там площадку, да ещё в канун рождественских празднеств.

Выучив примерно три десятка попсовых песен, популярных среди посетителей подобных заведений диаспоры (парни их и так знали, а у меня память хорошая), мы принялись активно мешать классические вещи, то бишь чужие, с андеграундом, то есть тем, что предлагали персонально мы. И знаете, пошло на ура!

Мы не пели о политике. Вообще. Не затрагивали национальные темы. Не было спето ни слова про протест и протестные настроения в диаспоре — нас обижают и всё такое. Вообще старались не брать негативную тональность. Мы же «Алые паруса», название обязывало. Только любовный и общефилософский подтекст, а таких песен в архивах подавляющее большинство.