Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 1 и 2

Дядя Карена остался доволен. Предложил и дальше работать, хотя бы раз в неделю (но не в выходные, собака серая). Но у меня свой график, у ребят тоже планы… Да и вообще у нас тогда были грандиозные идеи, подготовка к которым требовала больших трудозатрат. А если совсем честно, мы просто не хотели останавливаться на кабаковой планке, что, прими такое предложение, и произошло бы.

И вот сегодня, наконец, свершилось! Концерт-вечер, к которому так долго шли, в одном из самых посещаемых клубов диаспоры под менее романтичным, но более эпическим названием «Меридиан».

То, что здесь тусуются наци, я знал и до знакомства с парнями. И в своих грандиозных планах покорения местного Олимпа даже делал на них ограниченную ставку. Местные радикалы знают парней, могут на первое время собрать массовку, а массовка это реклама, и так далее. Почему нет, это бизнес, а в бизнесе главное результат. Но задание сеньора Серхио меня просто выморозило изнутри — все планы полетели к чертям, и я долго не мог понять, как быть и что делать? Потому, что то, что я пытался брать в оборот лишь поначалу, как площадку для быстрого старта, вдруг оказалось моей конечной целью, а текущий концерт из «левого», но необходимого — в место для шага вперёд по этой же извилистой колее.

Я должен эмоционально ПОДНЯТЬ Обратную Сторону. Должен стать рупором, от которого русскоязычные (марсиан тоже вношу в этот список) услышат о переменах, увидят, что «так можно», и начнут оных перемен требовать. Мы изначально не собирались петь про лютики-цветочки, но теперь нужно было не просто выдать жесткач, а нащупать тончайшую грань между национализмом и нонконформизмом, подойти к ней как можно ближе… И ни в коем случае её не перейти.

Мы должны учить. Должны подарить людям альтернативную реальность. Заставить гордиться собой, своим народом, своей историей. Заставить перестать бояться. Но при этом не стать иконой, на которую все равняются; не стать вожаками отары, которая помчится прошибать лбами существующий на планете миропорядок.

Я боялся. Сильно, до дрожи в коленях. И так витиевато пишу только чтоб показать, я не понимал в тот момент, что происходит. Не мог просчитать, что случится после концерта, завтра или послезавтра. Не мог предвидеть реакцию целевой аудитории, а так же венерианских властей и шишек приютивших нас ультрас. Никакие попытки мысленно создать модель расчёта ситуации не увенчались успехом — критически не хватало опыта. И взять его было негде.

Потому я и отфутболил Бэль, рвавшуюся сегодня поглазеть на выступление. Я был бы ей рад, и провернуть можно было бы всё так, что её высочество никто не увидит и не узнает. Но… Я слишком боялся.

Полшестого. В клубе уже много народу. Не битком, но достаточно, чтоб утверждать, что зал пустым не будет.

— Хан, откуда у вас такая популярность среди этих ребят? — спросил я напарника, кивая на зал. Мы сидели в «музыкальном» углу — тут у музыкантов зарезервирован отдельный столик-уголок, скрытый от окружающих стеной и растительностью в кадках, но с которого в обратную сторону можно было наблюдать за частью танцпола, столиков и стойкой бара. — Музон у вас был… Откровенно сопливый. А они, — неопределённый кивок, — должны производить впечатление парней жёстких.

— Да кто его знает. — Хан неопределённо скривился. — Сам пытался понять — не получилось. — Может так и должно быть? Запрограммированная погрешность в выборке? Кто-то должен НЕ петь о политике?

— И быть при этом группой, опекаемой самим стариком Ромеро? — вырвалось у меня.

— Чего?

Я ошалело замотал головой.

— Не бери в голову. Ищу причинно-следственные связи. Пока не нахожу. Вот только я — всего лишь я. Мальчишка. Слишком многого не знаю. И это играет злые шутки с воображением.

— Вот-вот, не плоди сущности, Ваня! — вставил пять центаво Наото. — Я тоже не до конца понимаю перманентной популярности «Парусов» у местной тусовки, но отношу её к тому, что тут все СВОИ, и это важнее лирики и аранжировок. Но вот то, что сейчас, с твоим появлением, нас изучают чуть ли не в микроскоп — факт.

— Многие изучают? — усмехнулся я.

Кивок.

— Все, Вань. И силовики — чувствую их внимание. И местные. И наци. В «Натюрморте» тоже было много глаз и ушей, пришедших на нас поглазеть, но тут больше.

— Вот-вот, Вань, — поддакнул Хан, — уж извини, но СЕЙЧАС популярность нам создаёшь ты. Мы, возможно, и заявили бы о себе, не будь ты Веласкесом и не спи ты с принцессой, и всё равно пошли бы в гору… Но медленнее. Сейчас ты создал ажиотаж, и многие припрутся посмотреть, что от тебя ожидать? Тебя и нас, как твоего рупора пропаганды.

— Пропаганды… — потянул я слово, пробуя на вкус.

— А никто не поверит, что ты, будучи кадетом корпуса телохранителей, можешь выкидывать что-то, не согласующееся с волей королевы, — поддержал Фудзи. — А передача в массы воли правящего монарха это пропаганда, как ни крути.

— Да уж. — Я приложился к пиву. Мы решили позволить себе всего по бутылочке, и до выступления оставалось много времени, так что…

— Я уже жалею, парни, — вырвалось у меня. — И что сам вызвался, и что вас втянул в это дерьмо.

— Не вини себя, бро! — усмехнулся Хан. — Без тебя мы прозябали. Так, что-то делали на автомате, существовали. А с тобой интересно. Я, вот, например, ни о чём не жалею. Появился среди нас — и слава богу. И если надо с тобой вместе драться — буду драться.

— И с кем же ты собираешься даться? — вложил я в голос весёлую иронию, хотя весело мне не было.

Хан замялся, но выкрутился:

— Вань, я вижу, что против НАШИХ ты не пойдёшь. Ты латинос, и можешь расстрелять меня за эти слова — не русский ты ни разу, хоть языком как своим и владеешь. Но против НАШИХ не пойдёшь ни за какие печеньки. Для меня этого достаточно, чтоб уважать тебя. И помогать. Если королеве это надо, если она за справедливость — я с тобой!

— И я, — скупо кивнул Карен.

— Не можешь бороться, возглавь! — высокопарно произнёс Наото. — Программа ассимиляции приказала долго жить, и конфликты с Обратной Стороной растут год от года. Она хочет возглавить волну недовольства и прорвать плотину так, чтоб вода полилась по нужному ей руслу, а не куда придётся. — Ай да тип, и тут в корень зрит. — Не знаю, получится ли у неё, — покачал головой японец, — это очень опасная игра, но она единственная, кто в вашей верхушке что-то делает. Я тоже с тобой, Вань — Он протянул руку ладонью книзу.

Я протянул свою и положил сверху. Хан и Карен положили сверху моей свои.

— Да! — крикнули мы хором, когда Фудзи, закрепляя, положил вторую свою и «разбил» эдакую пирамиду рук. — Мы победим!

Дружно потянулись к пиву.

— Вы рисковые ребята, — произнёс я после паузы. Вкуса не чувствовал, но создавалась иллюзия снятия напряжения. — Самое главное, я сам не понимаю, что делать и как будет. Как должно быть, чтоб получилось. Я как ёжик в тумане — хожу, ищу свою лошадку…