Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 1 и 2

Второй круг вступления, смена октавы, вариация. За мелодию я не переживал — мелодия плавная, загадочная, «гитарная». Вопрос в том, как её красиво, но энергично подать.

Латинос я по праву считал и считаю виртуозами этого инструмента. Фламенко, горячие южные танцы… У них много чего интересного в культуре и искусстве. Другие народы не догнали латиноамериканцев и близко, как ни стремились. И сейчас то, что мы играли… Было медленнее, холоднее знойных андалузских мотивов. Но была в этом холодном мотиве своя изюминка, своя… ДУША, если хотите. Мы брали другим, и на другое от зала рассчитывали.

Смена рисунка… Приготовились… И я запел, одновременно со вступающим Фудзи:

Плохой зал. В «Натюрморте видно зрителя, видно, кто и как на тебя смотрит. О Гаване вообще молчу. Вечеринка у Манзони также не предполагала специальной светотехники. Тут остаётся только догадываться, как на тебя реагируют. Но в тот момент мне было уже всё равно. Меня «колбасило», буквально трусило — во всяком случае, чувствовал я это именно так. Хотя почему-то только я; со стороны казалось, что я просто очень старательно вкладываю душу в песню.

Не вкладывал я душу, враки это. Душа у меня УЖЕ была в песне. Она была песней, а песня — душой. Оттого, наверное, так и корёжило.

Но теперь, перед вторым куплетом, передо мной встала задача сложнее. Я должен передать СТРАХ, опасение неизбежного. Отсутствие ВЕРЫ в то, что всё получится, что заставляет нас сомневаться перед принятием важного решения. Я в жизни принимал судьбоносные решения, и смог прыгнуть в омут тогда, попёршись в корпус… Но не всем дано так, как мне.

Из меня полилось продолжение. Где я вновь и вновь пережил рану недоверия и непонимания, метания между плохим и понятным и хорошим, но страшным. Это БЫЛО, вот и надо спеть о моих тогда переживаниях, не городя сущностей.

Тишина. Меня не поняли. Совсем. Зал «грузанулся», но пока не сообразил, понравилось ему или нет. А значит, чтобы не осознал (вдруг), что не нравится, следующая песня — более резкая, грубая, жизненная… И предельно понятная. Без паузы.

Вступление… Есть контакт, Хан поддержал, и сразу Карен. Тут у нас была вилка, что играть дальше, и парни ждали от меня отмашки — убедились уже, что «чувствую» зал я лучше любого из них. Я же в свою очередь убедил не расписывать планы концертов, ни в кабаках, ни в Гаване, а играть то, что чувствуешь. Итак, следующая песня, для «подъёма»:

Песня про нас. Молодёжь рабочих окраин. Не сдавших на гранты, кого в жизни ждёт бесперспективняк. Я тоже был таким. И, несмотря на грант, МОГ пополнить в итоге их армию. Просто повезло с родственными связями. Но ведь могло и не повезти!

Так что тема была знакома. Я — один из них, из этих псов. Глубоко в душе. Несмотря на костюм, личную охрану и ксиву сотрудника ДБ. И бОльшей части собравшегося контингента тема была куда знакомее, чем мне. Живём, мальчики и девочки! Кажется, этот концерт мы таки вытянем.

Скажу «нас приняли» — совру.

Скажу «нас не приняли» — тоже совру.

Скажем так, мы «загрузили» зал. И он пока не понял, как на нас реагировать. С одной стороны энергичные довольно вещи, с другой — совершенно непонятные тексты и непривычная манера исполнения. Ретроансамбль, так нас и разэдак. Но отторжения мы не вызвали, как боялся, так что пациент скорее жив, чем мёртв.

После «Псов» зал оттаял, склонился к мысли, что нас всё же стоит послушать. И я зарядил «Звезду по имени Солнце», нашу тяжёлую артиллерию. Мы много репетировали с парнями, и чувствовали в некоторых песнях необъяснимую энергетику — эта была из таких. А потом…

А потом не помню. После каждой песни я перешучивался с залом. Бросал какие-то намёки на политику, но только намёки. Всё больше усложнял репертуар…

…Пока не дошли до «антракта» — небольшой паузы для музыкантов, дабы справить естественные нужды. Народ разгорячился, зрителям тоже требуется пауза для обнуления восприятия. После чего можно либо усложнять, либо упрощать репертуар. На сцену вышел конферансье, начавший свою программу с залом. Что-то развлекательное, какие-то типовые конкурсы. Не вникал в его работу. Ах да, у кого-то в зале был юбилей, начал он с поздравлений.

— Молодец, Ванюш! Справился! — похвалил Хан, когда стояли в туалете, справляя нужду. — Думал, «поплывёшь».

— Так заметно было? — Я грустно усмехнулся.

— Ну, «вело» тебя знатно, — признал Карен, застёгивая ширинку. — В Гаване так не было.

— Так то Гавана…

— Получится. Всё у нас получится, — легла на плечо ладонь Фудзи. — Пошли пожрём, что ли? Пока этот…

Угу, пока пауза, да.

«Пожрать» не вышло».

— Так, ну это, мы пойдём, там подождём, — похлопал меня по спине Карен, после чего потащил пока ещё не сообразившего ничего Хана в сторону стойки. Фудзи молча двинулся следом.

Я постоял секунд пять в нерешительности и присел за наш столик. Вымученно улыбнулся.

— Господин Мартынов Александр. Он же Мартын. Он же неформальный глава ультралевых Обратной стороны. Он же писатель, блогер-милионник и влиятельнейший персонаж Сектора. Ничего не забыл?

Меня насквозь пронзили хитрые изучающие глаза нагло сидящего за нашим столиком в ожидании собственно нас человека. Выдержав паузу, он приторно улыбнулся и подался чуть вперёд: