Елена Ершова - Град огненный [СИ]

Или повеситься на собственной портупее.

В раздражении отправляю окурок на газон. Потревоженная пчела срывается с крокуса — первая пчела в этом году. Она описывает в воздухе круги и петли: язык танца, рассказывающий, где пыльца богаче и нектар вкуснее.

— Прости, сестра, — с сожалением отвечаю ей. — Я не твоя королева.

Пчела недовольно дергает брюшком и падает в крокусы. Обиделась. Женщина.

Порой кажется, васпы понимают насекомых лучше, чем людей. У нас тоже есть врожденный шифровальный механизм. Правда, передается информация не с помощью «языка танца», а с помощью низкочастотных сигналов. Люди не слышат насекомых, проходят мимо пчел, затаившихся в соцветиях крокуса. А мы наблюдаем и не спешим показывать жала. До тех пор, пока пытливые энтомологи не проткнут нас булавками. Тогда приходит пора бить тревогу.

Мой платяной шкаф — шкатулка с секретом, маленький кусочек Дара.

Кроме офицерской формы здесь спрятаны рисунки, сделанные для книги Виктора. Карта, по которой отслеживались движения карательных отрядов. Набросок нового Устава. А еще на верхней полке в специальном контейнере лежат ампулы препарата АТ.

Я хорошо помню дозировку: не больше пяти миллилитров, как советовал Музыкант, и не меньше двух, если верить отчетам доктора Нюгрена. Поразмыслив, вкалываю себе три. И у меня остается где-то порядка десяти минут, чтобы добраться до сквера с фонтаном.

Действие препарата начинается с легкого головокружения. Предметы теряют очертания и становятся похожи на размытые акварельные наброски. Фигуры прохожих ощетиниваются полыми усиками, по которым течет желтоватая энергия. Я чувствую чужие эмоции, насыщающие влажный воздух. Вижу, как внутри неоновых силуэтов кляксами ворочаются болезни. От обилия цветов и запахов начинает покалывать в висках, и я ладонью утираю лоб, ощущая, как скользит под пальцами вспотевшая кожа, истончившаяся, как гниющий шелк. В омерзении отдергиваю руку, с кончиков пальцев срываются легчайшие нити. Они плывут вверх, к разбухшему сливовому небу. И там сплетаются в мерцающую паутину, выбрасывают ложноножки и текут, текут над городом, оплетая улицы и кварталы.

Информационная сеть для роя.

Возле скамейки, где я когда-то курил с Рассом, поджидает первый васпа. Совсем мальчишка. Наверное, неофит. Его лицо размыто, четко видны лишь глаза, испуганные и блестящие, как слюда. Я не дохожу несколько шагов: колени подгибаются, в голове нарастает гул. На какой-то миг я соскальзываю в бессознательную пустоту, но кто-то подхватывает меня под руки и дергает на себя. Тьма с неохотой разевает беззубый рот, а я вываливаюсь в реальность, полную звуков, запахов и неоновых силуэтов.

— Вы в порядке, господин преторианец? В порядке?

Встревоженный голос неофита иглами пронизывает мозг. Морщусь недовольно, пытаюсь сфокусировать взгляд.

— Не на… зывай меня… так…

В горло течет солоноватая слюна: должно быть, прикусил губу. Молча показываю на скамью возле себя. Неофит садится на край, прячет подбородок в шарф. На меня он не смотрит, но я ощущаю взволнованное биение его сердца, его страх, инеем выступающий на коже. Он боится меня как преторианца, как лидера, как Зверя. Но ждет и молчит. Тогда я начинаю говорить.

Они подходят до самого вечера, бывшие солдаты и офицеры, а ныне дворники и разнорабочие. Иногда группами, но чаще поодиночке. Я называю три адреса: Расса, Пола и станции техобслуживания. Васпы не задают вопросов. Они знают, что делать: смотреть, слушать, запоминать и докладывать. Те, кто явился на зов, передадут инструкции дальше, куда не дотянулась информационная паутина. Но вскоре, через два-три дня, все васпы Дербенда окажутся подключены к агентурной сети.

Я знаю теперь, наша сила — в единстве.

28 апреля (вторник)

Вчера состоялся Суд чести.

Думал, это будет похоже на Совет Десяти — высшую власть претории, вызывающую трепет у каждого неофита. Они умели только казнить, но не миловать. Они ждали в полумраке купола, черные и пустые, высосанные Королевой досуха. В них не было ни чувств, ни мыслей, ни желаний, а только Ее воля. Я знаю, я был на Совете дважды: в первый раз после убийства Харта, во второй — в составе самого Совета. Они ненавидели меня, а я не мог понять, за что. Теперь понимаю: люди отметили меня печатью Зверя. Королева думала, я приведу ее к величию. Но я привел ее только к смерти.

В этом мире наиболее уязвимы те, кто ожидает помощи. Они протягивают руку, а получают удар в спину.

Утром двадцать седьмого у меня «отходняк». Довольно точное слово, описывающее состояние после приема АТ: я заторможен, мрачен и неразговорчив… более обычного. Но кажется, люди не замечают разницы. Они слишком озабочены встречей «важных гостей», как называет Торий четверых пожилых мужчин и двоих женщин, прибывших точно к девяти.

Торий лебезит перед ними, а те неспешно шаркают по коридору, отвечают сухо и неслышно. Я наблюдаю из лаборантской и давлюсь от смеха. Они не похожи на Совет Десяти. Никто из них не выхватит стек, не воткнет в горло на два пальца выше воротника. Никто не скажет глухое и страшное: «Смерть…» Эти ученые опасны не больше, чем озерные черепахи. Так чего же их бояться?

Меня вызывают ближе к обеду.

К этому времени я успеваю заполнить накладные и провести технический осмотр лабораторного оборудования. Так и заявляюсь на кафедру взъерошенный и потный, в халате, изъеденном реактивами.

Комиссия заседает полукругом. Перед ними в зале расположилась половина нашей кафедры. В первом ряду — Торий со свитой. Марта машет мне и указывает на пустующую трибуну. Это напоминает телешоу, только на этот раз не я в главной роли.

— Ян Вереск? — вопрос задает кто-то из стариков.

— Так точно, — отвечаю, а сам выискиваю в зале профессора Полича. Но его нет. Зато на другом краю от Тория сидит долговязый и прямой как палка Феликс. Его губы растянуты в снисходительной улыбке.

— Расскажите о вашем знакомстве с профессором Торием, — снова произносит старик.

Скрывать мне нечего, поэтому рассказываю, как есть.

— Я бежал из Улья. За мной гнался рой преторианца Рихта. Увидел чужаков с воздуха. Мне требовалась помощь. Я воспользовался случаем.

— Вы убили всех участников экспедиции, — старик не спрашивает, констатирует факт, и я соглашаюсь:

— Да.

— Почему вы оставили профессора Тория?

Хороший вопрос. Тогда я сказал Виктору, что выбрал его за интеллект. На деле оказалось немного иначе.

— Кроме него я видел еще двоих. Солдата и женщину. С солдатом могли возникнуть проблемы. С женщиной тоже, но… другого рода. Виктор подошел идеально. Ведомый, слабый и…

— У нас совпала группа крови! — перебивает Торий и почему-то зло на меня смотрит.