Олдос Хаксли - О дивный новый мир. Остров

— Мы забрали Тару и Арджуну из детского сада, — объяснила Мэри Сароджини, пока близнецы обнимались с матерью.

Держа младенца в одной руке, а другой прижимая к себе по очереди своих мальчиков, Шанта благодарно ей улыбнулась:

— Спасибо. Вы очень добры.

Но ответил ей Том Кришна, серьезно произнеся:

— Не за что. Всегда пожалуйста.

Потом он сделал шаг вперед и хотел что-то сказать, но замялся.

— Я тут подумал… — начал он и опять осекся, глядя на сестру в ожидании помощи.

Но Мэри Сароджини лишь помотала головой.

— О чем ты подумал? — спросила Шанта.

— Вернее будет сказать, что мы оба подумали… Нельзя ли нам сегодня поужинать у вас?

— Ах, вот в чем дело! — Шанта посмотрела на Тома Кришну, а потом на его сестру. — В таком случае вам лучше пойти к Виджайе и спросить, хватит ли у нас еды на всех. Он сегодня за повара.

— Хорошо, — сказал Том Кришна без особого энтузиазма.

Затем он медленно и неохотно пересек комнату и вышел в сторону кухни. Шанта обратилась к Мэри Сароджини:

— Что у вас стряслось, выкладывай?

— Обычная история. Мама тысячу раз говорила ему, что ей не нравится, когда он притаскивает в дом ящериц. Но сегодня утром он сделал это опять. И она сильно на него рассердилась.

— И тогда вы решили, что будет лучше поужинать здесь?

— Если мы причиняем вам неудобства, Шанта, то можем отправиться к Рао или к Раджаджиннадасасам.

— Уверена, никаких неудобств не возникнет, — успокоила ее Шанта. — Я лишь подумала, что Тому Кришне пойдет на пользу небольшая беседа с Виджайей позже вечером.

— В этом я с вами полностью согласна, — сказала Мэри Сароджини очень по-взрослому, а потом посмотрела на детей. — Тара, Арджуна! — позвала она. — Пойдемте со мной в ванную, мальчики, и как следует умоемся. Они здорово перепачкались, — пояснила она, уводя с собой близнецов.

Уилл дождался, чтобы их никто не мог слышать, а потом обратился Шанте:

— Насколько я понимаю, мне только что довелось стать свидетелем работы Клуба взаимного приятия?

— К счастью, очень скромного проявления его истинной роли, — ответила Шанта. — Обычно Том Кришна и Мэри Сароджини прекрасно ладят с матерью. Здесь нет реальной личной проблемы — только проблема судьбы, огромная и ужасная пустота, возникшая после гибели Дугалда.

— Сузила выйдет замуж снова, как вы думаете? — спросил он.

— От души надеюсь на это. Так будет лучше для всех. А тем временем очень хорошо, что дети могут проводить хотя бы часть времени в одной или другой из своих прочих семей. Это особенно важно для Тома Кришны. Он как раз вступает в тот возраст, когда мальчики открывают в себе мужское начало. Том может реветь, как малыш, а уже в следующую секунду демонстрировать браваду, строить из себя взрослого и потому притаскивать домой ящериц, чтобы доказать, насколько он ничего не боится. Потому я и хочу отправить его на беседу к Виджайе. В моем муже для Тома заключено все, чем он хотел бы обладать в будущем сам. Три ярда ростом, два ярда в плечах, невероятная сила и мощь интеллекта в одном лице. И потому, когда он объясняет Тому Кришне, как он должен себя вести, тот его слушается. Причем так, как никогда не стал бы слушаться меня или своей матери, хотя мы внушаем ему те же простые истины. А Виджайя действительно говорит ему лишь то, что сказали бы мы сами. Потому что при внешности стопроцентного мужчины он порой чувствительнее и сентиментальнее любой женщины. Так что Тому Кришне можно не опасаться сурового наказания. А теперь, — подвела итог она, глядя на заснувшего у нее на руках младенца, — мне нужно уложить этого молодого человека в колыбель и приготовиться к обеду.

Умытые и причесанные близнецы уже заняли свои места на высоких стульчиках. Мэри Сароджини хлопотала над ними, как гордая, но излишне суетливая мамаша. Стоявший у плиты Виджайя поварешкой вынимал смесь риса и овощей из большой глиняной кастрюли. С величайшей осторожностью и с выражением особой концентрации внимания на лице Том Кришна относил каждую наполненную миску к столу.

— Все! — объявил Виджайя, положив порцию в последнюю миску. Затем он вытер руки, подошел к столу и занял свое место. — Лучше будет посвятить гостя в наши молитвенные традиции, — обратился он к Шанте.

— На Пале, — сказала она, повернувшись к Уиллу, — мы не обращаемся с благодарностью к богу до еды. Мы молимся в процессе еды. Поэтому точнее будет сказать, что мы не произносим молитву, а пережевываем ее.

— Пережевываете?

— Молитва заключается в содержимом первой ложки каждого из блюд, которое вы кладете в рот, а потом жуете и жуете, пока от него ничего не останется. И все время, пока вы жуете, вы сосредотачиваетесь на вкусе пищи, ее консистенции и температуре, на давлении, оказываемом на ваши зубы, на ощущения в мышцах челюстей.

— И одновременно, как я предполагаю, вы воздаете хвалу Просветленному, Шиве или какому-то другому божеству?

Шанта выразительно помотала головой:

— Это отвлечет ваше внимание, а во внимании и заключен весь смысл. Во внимании к тому, что было вам дано, к тому, что не вы сами придумали. Но не к мыслям в словесной форме, обращенным к кому-то, кто является плодом вашего собственного воображения. — Она осмотрела стол. — Что ж, приступим?

— Ура! — в унисон воскликнули близнецы, хватаясь за свои ложки.

В течение примерно минуты царила тишина, нарушаемая лишь близнецами, не научившимися еще жевать, не чавкая.

— Могу я теперь сделать первый глоток? — спросил потом один из малышей.

Шанта кивнула. Все сглотнули почти одновременно. Застучали ложки, началась детская застольная беседа с набитыми ртами.

— Ну, что скажете? — поинтересовалась Шанта. — Какова была на вкус ваша молитва?

— Ее вкус, — ответил Уилл, — ощущался как длительная последовательность разных вкусов. Вернее, последовательность вариаций на главную тему риса, куркумы, красного перца, цукини и еще каких-то листьев, которых я не узнаю. Любопытно, что вкус не остается неизменным. Никогда не замечал такого прежде.

— И пока вы концентрировали внимание на этом, то на какое-то время были избавлены от повседневных мыслей, воспоминаний, ожиданий и набора глупых понятий — то есть от всяких признаков себя самого.

— А разве ощущение вкуса — это не проявления меня?

Шанта посмотрела в противоположный конец стола на своего мужа.

— Что бы ты на это ответил, Виджайя?

— Что касается меня, то я сказал бы, что это нечто среднее между мной и не-мной. Поглощение пищи — это момент, когда не-я делаю что-то полезное для всего организма. Но я в то же время — это я, хорошо сознающий, что происходит. И в этом смысл молитвы как процесса пережевывания пищи — сделать так, чтобы я лучше осознавал то, что не является мной.