Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Прекрати на меня смотреть! Ты создал меня для того, чтобы мучить? Сосудом для низкого употребления?

Серафим оглянулся на дверь спальни, где его воспалённое воображение обещало ему самое настоящее человеческое, плотское блаженство.

— Она — Твоя дева? — Серафим тихо рассмеялся и покачал головой. — Тогда то, что я сейчас сделаю, лучше бы Тебе не видеть.

Серафим пальцами погасил лампаду и, сорвав с талии простыню, занавесил ею икону Спасителя. После он снял со своей шеи распятие и медальон и, разжав пальцы, выронил их на пол… От души отступил страх Божий. Он почувствовал, что ото всего свободен: от унылой аскетики, от чуждых моральных ценностей, которые выдумало человечество, и от постоянных мучений совести. Как же ему стало легко! Это был как полёт… как упоение, которое он каждый раз испытывал, выполняя плоский штопор из стратосферы! С бешено бьющимся сердцем, в полной темноте он подошёл к распашным дверям комнаты Валерии и попытался их открыть. Они были заперты изнутри. Он подергал ручку, но замок не поддался. Он, с хрипом дыша, прижался разгоряченным лбом к двери и жарким шёпотом позвал:

— Валерия… Валерия…

Он услышал, как она встала с постели и подошла к дверям.

— Да, Серафим… что случилось?

— Валерия… Открой, пожалуйста, мне, — задыхаясь от пламени тела, произнёс Серафим.

Она молчала в ответ.

— Валерия… я знаю, что ты слышишь меня! Открой! — Со вскипающей яростью произнёс Серафим, расшатывая двери.

За дверями снова была тишина.

«Аккуратнее… не надо так грубо, — сказал ему Зверь. — Женщин надо брать жалостью». Серафим согласился. Он сменил тактику:

— Валерия… Я жестоко страдаю… как мне сейчас нужно твоё утешение… как же ты сейчас нужна мне… Прошу тебя, открой…

Она молчала. Серафим, терял терпение, но сделал ещё попытку.

— Валерия… чистая дева… как мне нужна твоя молитва об исцелении. Прошу тебя… коснись меня… Пусть Господь исцелит меня твоими непорочными руками…

— Серафим, — услышал он в ответ, — я молюсь о вас всей душой. Поверьте, вы мне не безразличны. Но прошу вас: прилягте сейчас, отдохните… Вы плохо себя чувствуете…

Её ответ унизил и взбесил его. Серафим в безумии открытой ладонью с силой стал бить в дверь.

— Валерия!!! Открой, или я сорву с петель эту чёртову дверь!!!

Валерия в ночной сорочке стояла с другой стороны дверей, прижавшись к стене, и горячо молилась. Когда Серафим начал бить в дверь, она бросилась на колени перед иконами Спасителя и Богоматери, которые стояли под лампой с абажуром на тумбочке и со слезами прошептала:

— Господи Иисусе! Спаси невесту Свою!

Серафим со всей силы ударил плечом в двери. Они распахнулись, и он ввалился в комнату. Прямо перед собой в тёплом свете ночника он увидел босоногую девушку, преклонившую перед образами колени. Увидев его обнажённым, она вскрикнула и закрыла лицо руками. Он перевёл взгляд с неё на иконы, медленно подошёл к ним и положил их ликами вниз.

— Валерия, — хрипло дыша, сказал Серафим, — не бойся меня… Я ведь тоже — монах и посвящал себя Господу, как и ты… но сегодня… сейчас я понял: не надо любить крашеные доски, когда Господь посылает тебе живого человека.

И он выключил светильник.

Тьма была неполной: из окна сквозь закрытые шторы пробивался свет огней мегаполиса, на фоне которого четко выделялся его черный мощный силуэт.

В наступившей темноте Валерия вскочила на ноги и, задрожав, не в силах даже закричать, пятилась до тех пор, пока спиной не упёрлась в стену. Он медленно шёл за ней и, приблизившись вплотную, прижал её к стене. Почувствовав её так близко, он вдруг ощутил, как по всему телу разлилось восторженное вожделение. Он, опьяненный невероятным счастьем, рассмеялся и сказал:

— Господь мой… каким же я был глупцом! Зачем я лишил себя этого простого плотского счастья? Сколько лет я не знал женщин… Разве Ты этого от меня требовал?

— Серафим, прошу вас, — задыхаясь, начала Валерия, — но Серафим прижал свои пальцы к её губам и быстро с безумием пробормотал:

— Тихо, тихо…

Дрожащими кончиками пальцев он погладил её лицо, её глаза, её губы, и, прерывисто дыша, произнёс:

— Спасибо, чистая дева, что ты избрала меня… прости, что я не воспринял это сразу всерьёз… А ты ведь сказала, что ты — невеста моя. Зачем же я отверг тебя? Да, я хочу, я страстно желаю быть твоим женихом! Забудем наши опрометчиво данные обеты! Станем же сейчас с тобой одной плотью, ведь такое поручение мужчине и женщине дал Бог, ведь для этого тебя и меня и сотворил Создатель!

Он с наслаждением скользил рукой по её талии от бёдер к груди, задирая ночную сорочку. Она, попыталась отбросить его руку, но он прижался к ней ещё сильнее и судорожно забормотал:

— Не бойся! Тебе быть моей суждено совсем ненадолго: нам с тобой дана только эта ночь… Как бы я хотел разделить с тобой всю мою жизнь! Как я жалею, что провёл годы в келье, не зная прелестей твоего тела!

Удерживая её за талию, он немного отстранился, чтобы лучше её рассмотреть. Увидев, что она отвернулась, он за подбородок повернул её голову к себе и сказал:

— Почему ты стыдишься моей наготы? Ведь Ева в раю смотрела на Адама и не знала стыда. Во мне, как в мужчине, всё сотворено для тебя, а в тебе — всё предназначено для меня… Чего же нам стыдиться?

Он наклонил своё лицо к ней и с тихой страстью прошептал ей на ухо:

— Дотронься до меня… Знаю, как это в первый раз страшно… Но не бойся… ощути меня… Попробуй меня на вкус… Я же живой… Сегодня ночью я ещё живой… и твой…

Он взял её руку, самозабвенно поцеловал её в ладонь и прижал к своей горячей, вздымающейся груди:

— Ты чувствуешь? Это страстно бьется моё живое сердце… как я счастлив, что в мои последние часы жизни оно будет биться рядом с твоим… милая моя… воплощённая красота земная… невеста моя…

Он огромной рукой скользнул по её нежной шее и с силой рванул сорочку на плече. Она сдавленно закричала и стала вырываться. Зверь почуял в зубах кровь раненной жертвы и стал ещё сильнее. Серафим полностью потерял над собой контроль. Он подхватил её на руки и стал возбуждённо целовать её обнажившееся тело. Она сильно кричала, изо всех сил вырываясь, что распаляло его всё больше. Он швырнул её в постель, лёг на неё сверху и закинул её ногу себе за спину.

— Господь мой… Женише мой, молю Тебя, спаси свою невесту! — в отчаянии горько заплакала она.

Серафим, весь мокрый от пота, в гневе, что есть силы, зажал ей рот, вдавив её голову с прилипшими к лицу мокрыми волосами в подушку, и безумным шёпотом произнёс:

— Тише… Ты что? Всё же хорошо! Не зови Его… Ты — моя… Я не отдам тебя Ему…

Он отнял свою руку от её лица. Она со всхлипом вздохнула и измождённо, тоненьким срывающимся голоском закричала: