Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Она взяла со стола чашку и протянула ему. Серафиму пришлось взять. Он начал молиться Иисусовой молитвой и поднес её к губам.

— Простите, я забыла салфетки, — сказала она и вышла.

«Сделай это, — с ненавистью сказал себе Серафим. — Мне противны эти богопротивные обеты. Никто не имеет права отнимать у меня мою свободу!»

Он задержал дыхание, чтобы не чувствовать запах, и сделал большой глоток. И сразу почувствовал удушье. Он не мог вздохнуть. Он выронил чашку, облившись чаем, и схватился за горло. У него началась рвота. Он не мог сделать ни вздоха. В его глазах потемнело, он почувствовал, как немеет в нём сердце. Он цеплялся за сознание и, проиграв в этой схватке, проваливался во тьму. Угасая, он увидел Валерию, которая растерянно стояла в дверях, потом бросилась к нему. Она возложила ему на голову руку и громко произнесла:

— Господь и Бог наш, помилуй Серафима и спаси! Во имя Иисуса Христа!

И он тут же смог вздохнуть. Он дышал с надрывом, как всплывал с глубины, и постепенно его дыхание успокаивалось.

— Я всё равно сделаю это!.. — в полузабытьи хрипел Серафим. — Никогда… никогда и никто не смей удерживать меня в плену! Лучше погибнуть при попытке побега, чем сидеть на цепи! Я не сдамся без боя, и ты знаешь это, тварь!

Валерия присела рядом. Серафим, тяжело дыша, не открывал глаза. Она гладила его по голове и вслух молилась. Наконец Серафим открыл глаза и, как будто узрев что-то перед собой, вдруг протянул руку, словно желая прикоснуться к нему, затем улыбнулся и тихо сказал:

— Отец Александр, светлая любовь моя… как я понимаю теперь тебя… прости меня… Господи… только сохрани во мне любовь… только не дай душе моей умереть… Пречистая Дева, аромат сердца моего… помяни в обителях своих любимого брата Савву… сохрани отца Александра и святого брата Максима под покровом Своим… Ο αδελφός μου ο Μαξίμ. Σ ' αγαπώ [6] Брат мой Максим. Я люблю тебя (древ. греч.) .

Валерия с волнением прижала руки к груди и серьёзно задумалась.

Взгляд Серафима все более приобретал осмысленное выражение. Наконец он пришёл в себя, повернулся к Валерии, робко посмотрел на неё, и спросил:

— Я, наверное, потерял сознание… Я ничего сейчас не натворил?

Но она с нежностью смотрела на него. Он с трудом привстал и огляделся. Вроде никаких разрушений не было… кроме его одежды, залитой чаем и блевотой. Он повернул изможденное лицо к ней и нетвердым голосом сказал:

— Простите, Валерия… мне правда давно пора идти…

Он встал и, пошатываясь, пошёл в прихожую. Он долго держался за стену, пытаясь унять боль в груди и головокружение, затем справился с ним и взял с вешалки своё пальто. Валерия покачала головой. Она подошла, отобрала у него пальто и повесила его снова на вешалку.

— Я вас никуда не отпущу. Оставайтесь до утра. И снимайте всю одежду, я её почищу. Правда, взамен мне вам дать абсолютно нечего… Я вам постелю в гостиной.

Она открыла бельевой шкаф, достала комплект постельного белья, разложила кушетку и стала её застилать. Серафим, продолжая стоять в прихожей, молча смотрел, как ловко она взбила подушку, как заправляла в пододеяльник одеяло, и тут он понял, что впервые он будет спать в постели в настоящем доме, а не в боксе гостиницы, не на нарах в камере, не на соломенном тюфяке в келье, не на армейской койке в казарме, и не на земле в лесу… и ему так захотелось домашнего уюта и тепла, которых не имел с юности, которые с презрением отверг. Какой вожделенной ему начала казаться тихая обывательская жизнь: проснуться в тёплых объятиях красавицы-жены и разбудить её нежным поцелуем, обнять с утра своих детишек, зачатых со страстью и любовью, съесть приготовленный руками любящей жены завтрак, проводить детишек в школу и отправиться на работу, чтобы вечером вернуться домой и с порога обнять жену, по которой скучал весь день. Повозиться на полу с детьми, заливаясь вместе с ними смехом, сгрести их в охапку, уложить в кроватки. И конечно, рассказать им на ночь сказку, каждому шепнув тёплое слово, и каждого поцеловать, а затем… затем тихо войти в свою спальню к любимой и, затворив за собой дверь, подарить ей всю свою любовь, отдать ей всё, что имеешь, и взамен от неё получить всё…

Кровь прилила к его лицу, сильно и быстро застучало сердце. Он с участившимся дыханием наблюдал за Валерией… как она поправляла рукой растрепавшиеся волосы… какой изящной была её фигура, когда она поднимала руки вверх, чтобы встряхнуть одеяло, как подол платья приподнимался, обнажая её гладкие бедра…

Валерия закончила стелить постель, подошла к нему и протянула простыню:

— Вот, возьмите. Этим можно укрыться, пока будет чиститься и сохнуть ваша одежда. Ванная комната по коридору направо. Умете пользоваться тайдером? Если нет — оставьте одежду там, я заберу её.

Серафим судорожно кивнул и облизал пересохшие губы. Он пошёл в ванную комнату, снял одежду, закинул её в чистку. После он вошёл в душевую кабину и, чтобы остыть, включил холодную воду… и тут же в панике вжался в стену, но, вскрикнув, отскочил и от стены, так как из стены тоже били струи…. Он, превозмогая страх, заставил себя это терпеть, но его хватило ненадолго: вне себя от ужаса он выбрался из душа и, насухо обтёршись полотенцем, он быстро замотал вокруг талии простыню, вернулся в зал и повалился ничком в постель.

Водобоязнь была такой силы, как при бешенстве… и он ощущал это бешенство в себе: беспричинная тревога вскипала злобой. Его терзала жажда, завтра к ней добавится и голод, который уже с силой давал о себе знать. Но к нему примешалась ещё и другого рода страсть: он вслушивался, как Валерия звенит посудой на кухне. И его воображение распалялось… Он, прерывисто дыша, ждал, когда она закончит свои дела. Наконец, она заглянула к нему и спросила:

— Серафим, как вы?

Он перелёг с живота на спину, повернул к ней лицо и с дрожью в голосе ответил:

— Я в порядке… благодарю вас…

Что-то происходило… он почувствовал, что какая-то сила, что сильнее его воли, поднялась в нём и сложившись с его волей, начала всё в нём подчинять себе. В нём происходило зачатие зверя, который захотел выбраться, стать живым… И он губами Серафима произнёс:

— Валерия… пожалуйста… побудьте немного со мной… не уходите…

Серафим ещё боролся… он ещё сражался с собой… он не разрешал ему жить…

Валерия ему улыбнулась и сказала:

— Я буду с вами рядом, в соседней комнате.

Она подошла к нему совсем близко так, что он мог бы её схватить, и он на пределе сил запретил себе делать это. Она, накрыла его мягким одеялом… он даже не шевельнулся. Она положила ему свою нежную руку на голову и произнесла:

— Серафим, я молюсь о вас… я рядом…

Она перекрестила его, погасила свет и ушла… он слышал, как она зашла в свою комнату… закрыла за собой дверь… Зверь, потерпев поражение, разозлился. Он потоками огня разливался по жилам, проникая во все его члены, поднял голову и посмотрел через глаза Серафима. От неутоленной страсти вскипел рассудок. Серафим рывком откинул одеяло и встал. Белки его глаз блестели в полутьме, тускло пронизываемой светом лампады, которая горела перед ликом Спасителя. Серафим повернулся к иконе, взглянул в глаза Иисуса и почувствовал панический ужас. Но он привык сражался с тем, что вызывает страх. Он приблизился к иконе и угрожающе произнёс: