Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Серафим сплюнул мясо с водой на землю и, прижимая ногами Александра к земле, свирепо повернулся к Максиму.

— Брат Максим… немедленно… помоги мне, — тяжело дыша от пыла предчувствия борьбы, произнёс он.

Александр похолодел. Он повернулся к Максиму полное муки лицо и жалобно попросил:

— Брат Максим! Умоляю тебя… не делай этого!

Максима обожгла волна сострадания, он посмотрел на Серафима и гневно проговорил:

— Брат Серафим… То, что ты делаешь, это — грех!!

— Грех?!! — заорал Серафим. — Позволить погибнуть тому, кто тебе спас жизнь, это — грех?!! Я любил тебя как родного брата, но, если ты не поможешь мне, и Наставник погибнет, — ты не брат мне больше!!! Вон!!! Возвращайся в свою богодельню, молись и постись, безвольная паскуда Максимилиан Тэрон!!!

Максима как будто ударили плетью по лицу. Он открытым ртом заглотнул воздух и перевёл взгляд на Александра. Пару секунд он ошарашено смотрел на него, внутри его душа немела. Он нахмурил брови, его взгляд помутнел. Он направился к Александру. У того из глаз потекли слёзы.

— Пожалуйста… Господом Богом заклинаю тебя… не надо, любимый брат Максим… — слабеющим голосом проговорил Александр.

Он попытался, используя локоть здоровой руки, спиной отодвинуться, но Серафим ещё сильнее вдавил его тяжестью своего тела в землю.

Максим решительно обхватил одной рукой Александра сзади, а другой схватил за короткие волосы и рывком задрал ему голову.

— Вот так-то оно лучше, — с жестокой улыбкой произнёс Серафим.

Он стянул с шампура зубами другой кусок мяса и, тщательно разжевав его, также влив в рот немного воды, двумя свободными руками разжал челюсти Александра и влил жидкую кашицу ему изо рта в рот. Александр немного поперхнулся.

Серафим зажал ему рот и нос.

— Глотай, Наставник!

Александр из последних сил задерживал дыхание, но долго так продержаться он не мог.

— Глотай, Наставник! — неумолимо требовал Серафим. — Задери ему голову ещё выше, Максим!

Максим сделал это, и Серафим провёл Александру рукой по шее, чтобы вызвать глотательный рефлекс. И Александр сглотнул и сильно закашлял.

— Отпусти его, дай отдышаться! — радостно сказал Серафим.

Александр тяжело дышал, глядя на него в упор глазами, в которых перемешались затравленность и омерзение.

— Это была ложечка за брата Серафима, — ухмыляясь, сказал Серафим. — А теперь ложечку за брата Максима!

Он разжевал следующий кусок.

Александр уже почти не оказывал сопротивления. Когда ему снова задрали голову, разжали рот, влили пережёванную кашицу и, зажав рот, заставили сглотнуть, он закрыл глаза, и не открывал их, настолько ему мучительно жутко было видеть обезображенное торжествующим маниакальным экстазом лицо Серафима.

— Отец Александр! Вот видишь, как у тебя всё хорошо получается! Ты просто умница, — с ликованием похвалил его Серафим, и нежно похлопал его по лицу. — Ну, а теперь последний кусочек, много тебе с голодухи-то ни в коем случае нельзя.

Он взял ещё кусок и, улыбаясь, стал его жевать. Александр, внутри воззвав к Господу, собрал все свои крохотные силы. Он коротким ударом стукнул затылком в нос Максима и, когда тот отпустив его, вскрикнул и схватился руками за лицо, Александр с помощью ног с силой повернулся и скинул с себя Серафима. Подтягиваясь одной рукой, он пополз к своему бронеразгрузу, который лежал в четырёх метрах от него под деревом.

— Куда, Наставник?! — попытался схватить его Серафим, но Александр сильным ударом ноги в тяжёлом ботинке отсушил ему руку. Максим и Серафим вскочили на ноги и направились к нему. Александр дополз до своего бронеразгруза и, выхватив пистолет, направил его на Серафима.

Максим в ужасе закричал, прижимая рукой текущую из носа кровь.

— Наставник, не надо!!!

Александр перевёл на него пистолет. В его взгляде были мука и ненависть.

— Господи, Бог мой… — измученным срывающимся голосом прохрипел он. — Что же вы сделали… Что вы сделали?! Вы не понимаете, что вы творите!!

— Что мы творим? — медленно приближаясь к нему, повторил Серафим. — Я скажу тебе, отец Александр, что мы творим. А мы, отец Александр, творим деятельное братолюбие во имя жизни и любви. Если насильственный ужин — это грех, — он картинно развёл руками, — то ладно. Хорошо. Я исповедуюсь позже. Но завтра, в пять утра, у тебя, отец Александр, по расписанию будет насильственный завтрак!!

Александр задохнулся от возмущения и его дерзости. А Серафим с яростной ухмылкой произнёс:

— Мне противны твои богопротивные обеты… Давай так: раз уж они есть, чтобы тебе никак против Бога не погрешить, давай мы с тобой будем и дальше играть в эту чудесную игру! Ты, сохраняя свою святую праведность, будешь оказывать нам героическое и упорное сопротивление, а мы, бесчеловечные грешники и ублюдки, будем ежедневно, три раза в день совершать с тобою бесчинства! Неплохо придумано, не так ли?! Смотри, как красиво выходит: и овцы целы, и волки сыты!

— Овцы целы?.. — вдруг тихо проронил Александр. В его глазах утихала буря и угасал свет. Он опустил пистолет, его рука безвольно упала на землю. — Господи, Отец мой Небесный, прости меня… Что делаю… я? Я чуть не убил моих любимых овечек! Как я посмел поднять на них оружие? Простите меня, родные братья! Боже… если сможешь, прости меня! В руки Твои, Господи, отдаю дух мой… Ты же меня прими… ты меня помилуй… и жизнь вечную даруй…

Александр, слабея, приставил к своему подбородку пистолет и сильно зажмурился перед выстрелом.

У Серафима расширились глаза… Он в один прыжок оказался рядом с Александром и, схватив его за запястье, вырвал пистолет. Он тут же его разрядил: вытащил магазин и, отодвинув затвор, выкинул из патронника досланный патрон.

— Отец Александр, — глухим надтреснутым голосом сказал Серафим. — Самоубийство — тяжкий грех… Неужели тебе менее страшно перед Богом убить себя, чем нарушить свой обет?

Александр лежал, прижавшись спиной к дереву, и боязливым и потерянным взглядом смотрел на него.

Серафим покачал головой и присел рядом с ним.

— Я знаю, почему ты это делаешь, — полушёпотом вдруг сказал ему Серафим, — но не благодарю тебя за это. Я восхищаюсь твоим мужеством. Но нам жертва твоя за нас не нужна. Лучше позволь мне и брату Максиму самим определять свою жизнь…

— Ты не понимаешь… — не отводя от него затуманенного слезами взгляда, прохрипел Александр.

— В том-то и дело, что понимаю… И поэтому, прости меня, Наставник, но завтра у тебя в пять утра принудительный завтрак, затем выдвигаемся. Прошу тебя, любимый отец Александр, не трать свои и так небольшие силы на сопротивление. Завтра они тебе очень понадобятся.

Серафим повернулся к нему спиной и пошёл прочь. Проходя мимо Максима, он вручил ему пистолет Александра и сказал: