Наоми Алдерман - Сила [litres]

Татьяна отходит к окну, спиной прислоняется к раме. Силуэтом на фоне залитого светом диснеевского замка.

– Вы же работаете с “Полярной звездой”? Это частная военная компания. Вы даже акционер. Мне нравится “Полярная звезда”. Девочек воспитывают воительницами. Очень хорошо – нам именно это нужно.

Э-э. Такого Марго не ожидала. Впрочем, занятно.

– Не вполне понимаю, какая связь, мадам президентка, – говорит она, хотя картина уже проясняется.

– “Полярная звезда” хочет мандат ООН, чтобы послать обученные войска в Саудовскую Аравию. Правительство Саудовской Аравии шатается. Страна нестабильна.

– Если ООН одобрит развертывание войск, я думаю, весь мир обрадуется, это да. Обеспечить энергопоставки, поддержать правительство в сложный переходный период.

– Аргументировать будет проще, – говорит Татьяна, – если войска “Полярной звезды” уже успешно развернет другое правительство.

Она молчит, наливает еще ледяного вина и себе, и Марго. Обе понимают, к чему клонится дело. Взгляды скрещиваются. Марго с улыбкой уточняет:

– Вы хотите нанять девочек из “Полярной звезды”.

– В качестве моей личной армии, здесь и на границе.

Стоит это заоблачно. Тем более если войну с Севером они выиграют и завладеют саудовскими активами. Предоставить Бессарабии частную армию – контракт мечты для “Полярной звезды”. Если Марго Клири умудрится это провернуть, совет директоров будет очень счастлив продолжать сотрудничество с ней до скончания времен.

– А в обмен вы хотите…

– Мы немного поменяем законодательство. На этот бурный период. Чтобы другие изменники не выдавали наших секретов Северу. Мы хотим, чтобы США выступили с поддержкой.

– Мы не имеем желания вмешиваться в дела суверенных государств, – отвечает Марго. – Культурные различия следует уважать. Я знаю, что в этом вопросе президент доверится моему мнению.

– Хорошо, – говорит Татьяна и медленно, зеленоглазо моргает. – Значит, мы друг друга поняли. (Пауза.) Нам, сенатор Клири, незачем гадать, как поступит Север, если победит. Мы уже видели, как они поступают, – мы все помним прежнюю Саудовскую Аравию. Мы обе здесь на стороне добра.

Она поднимает бокал. Марго подносит свой медленно, бокалы с тихим звяком соприкасаются.

Великий день для Америки. Великий день для всего мира.

Остаток приема скучен, как Марго и предвидела. Она пожимает руки иностранным сановникам, религиозным вождям, а также, подозревает она, преступникам и торговцам оружием. Снова и снова губами складывает одни и те же реплики – о том, что Соединенные Штаты глубоко сочувствуют жертвам несправедливости и тирании и желают мирного разрешения конфликта в этом беспокойном регионе. Случается какая-то суматоха, когда Татьяна выходит к гостям, но Марго все пропускает. Она держится до половины одиннадцатого – формально принятый час, не слишком ранний и не слишком поздний, когда можно уйти с важного мероприятия. По пути вниз, к посольской машине, она опять сталкивается с репортером Тунде.

– Прошу прощения, – говорит он, что-то роняя на пол и мигом подбирая, Марго не успевает разглядеть что. – То есть извините меня. Простите. Я… я спешу.

Она смеется. Она хорошо провела вечер. Она уже подсчитывает размеры бонуса, который получит от “Полярной звезды”, если все сложится, и предвкушает гигантские взносы на свою кампанию в ближайшей предвыборной гонке.

– Куда спешить? – говорит она. – Вовсе необязательно бежать. Подвезти вас?

И показывает на машину – дверца распахнута, кожаный интерьер так и манит. Тунде торопится прикрыть секундную панику сияющей улыбкой и почти успевает.

– В другой раз, – отвечает он.

Ему же хуже.

Потом, в гостинице, Марго угощает парой стаканчиков одного из младших сотрудников американского посольства в Украине. Он внимателен – ну а как же? Она очень успешная фигура. В лифте, по пути в свои апартаменты, она кладет ладонь на его мускулистую молодую задницу.

Замковую часовню отремонтировали. В центре по-прежнему парит люстра, золото со стеклом, – тросы так тонки, что при свечах не разглядишь. Дивны твои чудеса, электричество. Нетронуты витражи с ангелами, возносящими хвалы Богоматери, изображения святой Терезы и святого Иеронима тоже. Другие стекла – и финифть купола – заменили, придумали заново согласно Новому Писанию. Вот Всемогущая в образе голубки беседует с праматерью Ревеккой. Вот пророчица Девора провозглашает неверующему народу Слово Святое. А вот – хотя она возражала – Матерь Ева с символическим древом на заднем плане получает послание Небес и простирает длань, полную молний. В центре купола – рука со всевидящим оком на ладони. Символ Бога, что приглядывает за всеми нами, протягивая могучую руку Свою и сильным, и порабощенным.

В часовне Матерь Еву ждет военнослужащая – девушка, попросившая личной аудиенции. Американка. Красивая – светло-серые глаза, веснушки по щекам.

– Ты ждешь меня? – спрашивает Матерь Ева.

– Да, – говорит Джоселин, дочь сенатора Клири, члена пяти ключевых комитетов, в том числе по обороне и бюджету.

На эту личную аудиенцию Матерь Ева нашла время.

– Приятно познакомиться, дочь моя. – Она подходит и садится рядом. – Чем тебе помочь?

И Джоселин плачет.

– Мама меня убьет, если узнает, что я сюда пришла, – говорит она. – Просто убьет. Ой, Матерь, я не знаю, что мне делать.

– Ты пришла… за наставлением?

Запрос об аудиенции заинтриговал Алли. Неудивительно, что в Бессарабию едет дочь сенатора. Вполне логично, что она захочет увидеть Матерь Еву во плоти. Но личная аудиенция? Алли думала, что девушка скептик, желает в частном порядке поспорить о существовании Бога. Но… видимо, нет.

– Я совсем потерялась, – сквозь слезы говорит Джоселин. – Я уже не понимаю, кто я. Смотрю ваши выступления и все жду… прошу, чтоб Ее голос наставил меня, объяснил, что делать…

– Расскажи, в чем твоя беда, – говорит Матерь Ева.

Джоселин поднимает на нее глаза. В глазах слезы.

Алли неплохо знакомы ужасные беды, которых не передать словами. Она знает, что беды случаются во всех домах, как ты высоко ни заберись. Нет на земле убежищ, где спасешься от бед, что повидала Алли.

Она касается колена Джоселин. Та слегка вздрагивает. Отодвигается. Но даже краткого касания довольно – Алли понимает, в чем беда Джоселин.

Алли ведомо женское касание, медленный, мерный гул силы в пасме. А в Джоселин темно то, чему до́лжно сиять; распахнуто то, чему надлежит быть закрытым. Алли подавляет содрогание.

– Твоя пасма, – произносит Матерь Ева. – Ты страдаешь.

Голос у Джоселин не громче шепота:

– Это секрет. Мне нельзя об этом говорить. Есть лекарства. Но они уже не очень помогают. Становится хуже. Я не… Я не как другие девушки. Я не знала, к кому еще пойти. Я видела вас в интернете. Прошу вас, – говорит Джоселин, – пожалуйста, исцелите меня, чтоб я стала нормальной. Пожалуйста, попросите Бога снять с меня это бремя. Пожалуйста, пусть я буду нормальная.