Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

Но что-то Алине было все же по нраву — она любила дарить радость. Без гнева и озлобленности ходила она за матерью, когда та болела и следила за отцом, когда страдалец отходил от очередного горячечного запоя. По душе была ей и ее первая работа — официанткой в кафе «Золотое руно». «Что желаете, сударь?» — и широкая улыбка на лице. И если бы в России существовал институт гейш, Алина наверняка стала бы гейшей. Ей нравилось воображать себя в другой действительности — в чайном домике на о-дзасики в Понто-тё или в Гион Кобу, плотно обернутой в белое с аистами кимоно, с бледным от пудры лицом, ярко-алыми губами и палочками, торчащими из высокого шиньона, играющей в тора-тора или сбивающей веером маленькие игрушки. Эх, почему она не родилась в пригороде Киото? Какая незадача! Вместо этого она родилась в Ленинградской области. Бетонный детский сад с расчлененными Барби и деревянными лошадками, разве что к полу не прибитыми, школа в панельной хрущевке с обрюзгшими учителями, орущая мать и колдобины на дорогах. И наглые пьяные, распускающие руки мальчики: «Раздевайся! Ложись!» Эта действительность не устраивала Алину, от нее она сбежала с малой родины и перебралась в Санкт-Петербург. В Петербурге все было иначе — роскошные здания, дорогие рестораны, стильные девушки, элегантные мужчины. Но чтобы войти в этот манящий красивый мир требовалось самое малое — деньги.

6 мая Саша вместе с Исидорой и остальной компанией намеревались идти на площадь Революции, где был заявлен митинг. Несмотря на то, что в последнюю ночь часть организаторов струхнули и перенесли мероприятие на Болотную, левые — самые жесткие ребята — отказались от переноса.

— На этом острове — как в тюрьме! Мы будем митинговать на площади Революции, у Кремля, чего бы нам это не стоило! — объявила соратникам Исидора.

Ребята были согласны.

В городе пахло хаосом, дымом и дурью. Пока шли через центр, повсеместно натыкались на оцепление из решеток и солдат, расставленное в порядке хаотичном и абсурдном, напоминавшем заколдованный лабиринт без входа и выхода. То и дело на пути встречались рамки, через которые надо было пройти лишь для того, чтобы проникнуть в следующее кольцо заграждений. В угаре носился по городу очумевший народ с флагами, штандартами, транспарантами, картонками и плюшевыми мишками на палках. Крики, свист, звуки бьющегося стекла и сирен-мигалок полиции добавляли какофонии к этому и так неспокойному зрелищу. С трудом пробравшись на площадь Революции, ребята не нашли там почти никого, кроме Арбузова, толкавшего речь с тумбы перед небольшим количеством своих сторонников. Те, гуттаперчевые и бритые, злые аки псы, свирепо морщились по сторонам. Немного послушав Арбузова, решили двигать на Болотную, но лишь уткнулись в очередное оцепление. Пришлось спуститься в метро. На «Октябрьской» царила иная атмосфера — праздничная. Якиманка была под завязку забита возбужденным и радостным народом, шедшим словно на карнавал. Многие демонстранты несли в руках воздушные шарики: синие, зеленые, красные. Дети заливались радостным смехом. Мелькали «никоны» и айфоны. Гламурные девушки высоко поднимали селфи-палки. Смешной чувак в вязанной шапке с косичками и в круглых очках а-ля Джон Леннон нес Винни-пуха с петлей на шее. С фанфарами маршировал духовой оркестр. Организованной колонной шли анархо-синдикалисты в масках анонимусов. «Выше, выше черный флаг» — скандировали они. Расхлябанно волочились девицы в разноцветных балаклавах, крича вразнобой: «Смерть тюрьме, свободу протесту!» и «Все люди — сестры». Гасли и вновь зарождались в толпе речевки: «Нас миллионы! Россия будет свободной!» На несколько минут все пространство залило обширное красное море — это шествовала длинная колонна «Левого фронта». Интеллигентный молодой человек в синем френче поднял к солнцу руку своей девушки с белой лентой на запястье — их лица сияли. Двое мальчишек лет десяти в красной и синей панамках, хлопая в ладоши, кричали: «Мы здесь власть!» Внезапно синей птицей в небо взметнулся полицейский вертолет. Люди зааплодировали. Внезапно шествие застопорилось и остановилось — народ засуетился, кто-то запрыгал на месте, никто не понимал, что происходит. Ручейком по толпе побежал слух — идет перегруппировка, сейчас пойдем дальше. Но время шло, а ничего не менялось. Демонстранты стали садиться на горячий асфальт. «Горит и кружится планета!» — затянули где-то. «Над нашей родиною дым!» — подхватили дальше, и вскоре над всем людским скопищем разносился громогласный хор: «Нам нужна одна победа, Одна за всех, мы за ценой не постоим!» Саша решил проверить, что происходит, и принялся змеей протискиваться сквозь толпу. Минут через 15 перед ним предстало грандиозное зрелище — дорогу митингующим перегородило трехъярусное оцепление.

Саша залез на столб и аж присвистнул от изумления: отсюда картина открывалась во всей эпической красе. С одной стороны стояли демонстранты — безбрежным пестрым цветным океаном колыхались они, готовые сорваться с места. «Вот это да… — поразился Саша. — Да тут пахнет новым Кровавым воскресеньем!» Им противостояла ступенчатая болотистая крепость — синебурой лестницей из солдат вырастала она на Большом Каменном мосту, преграждая протестующим путь. С передка стояли черные ВВшники, за ними стеной возвышался ОМОН, а позади всех, в пятнистом хаки, виднелся спецназ в серых шлемах с разгрузками. Протестующих и солдат разделяла небольшая, метров в 10, полоска асфальта, не давая двум стихиям — воды и земли, схлестнуться. Посередине полоски гулял ребенок, лет пяти. Со стороны казалось, что он один противостоит коричневой армаде. Саша включил камеру на мобильнике — позже этот снимок облетел весь Интернет. Задул ветер. Загремел голос из динамиков:

— Всем присутствующим срочно разойтись! Настоятельная просьба всем присутствующим немедленно разойтись!

Так что, проститутка? Нет, куртизанка, рабыня любви! Воображение нарисовало картину — она стоит на коленях во дворе храма Афродиты среди других дев. На ней легкая газовая туника, не скрывающая прелестей, жгутовый венок на распущенных волосах. Она ждет, когда ее выберут. Пока ее не выберут, она не сможет уйти. По очерченной гравийной дорожке надменно ступает высокий чужеземец. Он благолепен и статен, кучеряв и бородат, дорогой шелк благородными складками облегает его мощное тело. Ясным взором из-под высокого чела смотрит он по сторонам, выбирая ту единственную, которую позовет с собой в небольшой будуар в задней части храма для сакрального соития. Сейчас он бросит одной из них деньги в подол и скажет: «Призываю тебя на служение Афродите!» И сердце бешено колотится — лишь бы меня!