Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

— И что мне теперь делать? Я хочу ее бросить, — продолжал Саша о своем.

— Что делать, что делать — жить! Хочешь бросить — бросай! Главное, нервы береги! Ладно, давай выпьем! — друзья сошлись стопками. Шот отозвался в гортани целой гаммой вкусов — от мяты до меда, черники, смородины.

Скиф оглянулся на плазму — по ней стройными балетными рядами катились, взрыхляя землю, танки. Бегущая строка оповещала: «Учения “Юго-Запад” прошли по графику нормально, все орудия поразили цель», «Минобороны раскрыло планы США по созданию комплексов мгновенного глобального удара», «Россия может уничтожить США за 60 минут».

Скиф состроил гримасу: — Вот как не глянешь телек — там всегда военная пропаганда! Танки и ракеты, ракеты и танки, и самолеты разные — бомбардировщики, истребители со «стелсом» и без — мы самые сильные, можем повторить! На фестивале «Интервенция» тоже выставка оружия. Представляешь, Саша, на рок-фестивале, пису-пис, миру-мир, — оружие!

— А что, разве Россию не нужно защищать? — удивился Саша.

— Ха-ха. Защищать! От кого? От «внешних врагов»? Они, конечно, только и мечтают на нас напасть, рухнуть красным драконом с голубого неба и завоевать нас! Прям напасть и завоевать! Противные! — он затрясся от смеха.

— Думаешь, им не нужна Россия?

— Да кому она вообще нужна, это говнорашка? В России только две вещи хороши — бабы и бабки. Бабы — потому что дают, а бабки — потому что всегда есть кого подмазать. Все остальное полный дрек! Зато телек вещает: «Мы сожалеем об ухудшении отношений двух великих держав»! В великие державы себя назначили, ага. В Штатах о нас и не вспоминают! Мы для них не более чем… Верхняя Вольта с ракетами или Нигерия со снегом, как там сказал Сергей Брин?

— А как же культура, космос и театр, Достоевский и Анна Павлова? — Саше стало обидно за державу.

— Культура? Знаю, знаю — космические корабли бороздят Большой театр. Не смеши мои тапочки. Россия всегда была отсталой потемкинской деревней с царями-тиранами. Чему Россия может научить Запад? Или ты и вправду веришь в «особый путь»? — Скиф гомерически заржал.

— А что, на Западе не было тиранов? — усомнился Саша.

— Были, конечно. Но знаешь, чем российские тираны отличаются от западных? Российские тираны утилизировали собственных граждан, чем вызвали их ненависть. Западные тираны утилизировали чужих граждан, чем вызвали любовь своих граждан. Вот и вся разница! Эй, девушка, девушка! — окликнул он проходящую мимо официантку. — Принесите нам еще по «Боярскому»!

Скиф махнул платиновой кредиткой, и друзья, пьяные и веселые, вывалились на улицу. Северная столица и не думала спать — по набережным и проспектам шатались толпы праздных людей, многие с бутылкой наперевес, отдельные громко пели. «В Питере — пить!» — доносились пьяные разбитные голоса. Белые ночи уже шли на убыль, но город и его дети — строения — не спешили окончательно погружаться во тьму, замерев в фантасмагорических сумерках, бледными силуэтами проступая в молочной мгле. Тени зданий напоминали сказочные замки, населенные кровожадными троллями и прекрасными эльфами, капители и шпили предавали им неземное совершенство, будто сам небесный град Асгард, обитель асов, ванов и дев-воительниц спустился на грешную землю и обернулся городом Санкт-Петербургом, где Один, хозяин святой Валхаллы, правит смертный бал на улицах, а тени заморенных в 41-м крадутся вдоль нечетной стороны Невского, погибшие на чужбине князья с гиканьем влетают в парадные, а царь-первопроходец Петр на вороном коне призывает народ к разврату и бражничанью с горящим аки Данко сердцем в руках. Повсеместно — в подворотнях, под арками и у узорчатых резных решеток — миловались романтические парочки, мальчики обжимали девочек, девочки открывались мальчикам, страстно лобзаясь и притираясь телами. Сфинксы, отрастив груди, ожили сладкими сиренами, погружая всех и вся в омут сладострастного предрассветного безумия.

Открыв двери автомобиля, Скиф сел за руль. — Поехали!

— А как же менты? — удивился Саша, покачиваясь, — они уже ждут тебя — там, за углом, со своим вонючим алкотестером!

— Менты до пизды! Поехали, говорю.

Саша не без труда впечатался в кресло.

— Слуш, у меня к тебе дельце одно, — зазвенел Скиф сразу деловыми нотками, — Хочешь поднять баблосы?

— Поехали в магазин, — невпопад буркнул Саша; он был бледен, скулы наперекос, и глаз подергивался.

Оценив состояние друга, Скиф уверенно повел к круглосуточному.

— Стаканчики нужны? — спросила продавщица. — Водку придется открыть.

Запарковавшись неподалеку от Марсового поля друзья вышли. Стало зябко, с Невы повеяло утренней прохладой.

— Пойдем греться! — предложил Саша.

— Куда?

— К Вечному огню!

Друзья заспешили к монументу, расположенному в центре сквера. Он представлял собой круглосуточно горящую газовую горелку, зажженную почетной большевичкой Прасковьей Кулебяко от печи мартеновского цеха Кировского завода, укрывшуюся меж гранитных глыб. «Бессмертен павший за великое дело в народе жив вечно кто для народа жизнь положил трудился боролся и умер за общее благо» — гласила надпись. Сам газовый рожок был окружен по периметру низким бордюром из нержавейки. Бордюр был годный: на нем можно было сидеть, лежать, ставить на него ноги и использовать его как кафедру для ночных возлияний. Огонь полыхал перманентно и имманентно, распространяя вокруг себя приятное согревающее тепло. Саша заглянул в рожок — внутри, ниже газовой трубы, валялись монеты, одноразовая посуда, смятые пачки сигарет…

— Выпьем? — вопрос повис в воздухе. Скиф разлил по маленькой — «лехаим»! Алкоголь нежным теплом согрел внутренности.

Марсово поле поражало своим величием. С античной строгостью из полутьмы выступали казармы лейб-гвардии Павловского полка, помнящие еще клуб работников Ленэнерго и залетный фашистский снаряд в стене главного корпуса, вдалеке маяком для пришельцев светилась телевизионная башня Ленинградского радиотелецентра. Друзья находились в эпицентре этого великолепия, у Вечного огня, памятника отважным воинам, сохранившим эту сказку.

— А ведь всего лет 300 назад, — задумался Саша, — на этом месте зелеными огнями мерцали зыбуны, зловеще булькали непролазные топи. Вёх и омежник прикрывали их зонтиками. Бухала выпь, свистел кулик. Нетопыри шатались. А сейчас красота, лепота и Северная Пальмира. Аттики классических дворцов. Фасады с колоннами, уходящие в перспективу. Шпиль Петропавловской крепости протыкающий небо. «Люблю тебя, Петра творенье…» Все это построили обычные люди, наши предки! — пораженный красотой открывающейся картины, Саша перевел взгляд на небо. Этой ночью оно было необыкновенно звездным. Млечный путь пролитым молоком пересекал небосвод. Или не молоком, а спермой? Сперма богов? Эякуляция божественного логоса, отдаленная на триллионы световых лет? Кто есть мы с нашим нарядным Марсовым полем и Вечным огнем в душе посреди этого ослепительного безграничного космоса? Блуждающие сгустки сознания? Произвольные соединения атомов, в тщеславии своем вообразившие себя центром вселенной? С какого бодуна? В конечном счете, что есть человек? Микроскопический сгусток энергии, набор молекул, бессмысленное ничтожество.