Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

На месте мечты о равенстве образовалась пустота, в обществе возник вакуум левых идей. Неолиберализм родился в ответ на этот запрос. Он взял лучшее от двух систем. От западного капитализма он взял капиталистическую экономику, протестантскую этику, принципы частной собственности и прав человека. От коммунизма он взял веру — святую веру в справедливость, одну на всех.

Поменялось распределение ролей: если при коммунизме человек получал блага от государства, то в неолиберализме каждый сам за себя. Государство же выступает не брокером благ, а регулятором прав. Каждый работает на свое счастье, но именно на государство возложена миссия организовать общий рай.

Изменилась и цель. Коммунизм был альтруистичен — все ради общества. Неолиберализм эгоистичен: целью существования неолиберала является постоянное удовлетворение своих личных физических и эмоциональных потребностей. Неолиберал — неисправимый гедонист.

Но одно осталось неизменным: истая вера в справедливое государство, задолжавшее счастье каждому смертному при жизни, на этой земле. От мертвого Бога ништяков не дождешься.

Заключение: неолиберализм является материалистической религией. Подобно исламу он теократичен, то есть представляет собой идеологию, чьи институты слиты с государственными. Неолиберализм встраивается в ткань государства и управляет его процессами. Бог умер, и кроме государства, некому защитить несчастного хьюман сапиенса. Только государство его любит и дарит ему гордость, достоинство, права и справедливость. Только от государства зависят его довольство и благосостояние. Государство взяло на себя роль Бога, более того, государство стало Богом. Но когда Богов много, это уже язычество. Бог должен быть один! При глобальном капитализме, подразумевающем свободное движение капиталов и трудовых ресурсов, суверенитет отдельных государств теряет смысл. Неолиберализм должен стать единой религией в едином мировом государстве. И здесь, как нельзя, уместно вспомнить Льва Давидовича Троцкого: в результате череды контролируемых революций неолиберализм должен захватить весь мир! Один Бог — одно Государство!

Алина принялась копаться в белье, но черный сетчатый пеньюар, с молнией спереди, оказался не стираным. Быстро надев белые кружевные трусы, черное платье с открытой спиной, подведя губы и стрелки она влезла в поддельные лабутены и уже через час входила в сводчатую арку бывшего доходного дома, запертую на витиеватую модернистскую решетку. Пройдя насквозь закрытый с четырех сторон двор-колодец она нырнула в еще одну арку, за которой в свою очередь находился еще один такой же двор, а в нем четыре парадных по четырем сторонам света. Перед тем как нажать на звонок Алина оглянулась по сторонам — нет ли кого? На первый взгляд двор был пуст, как колодец в засуху, но приглядевшись внимательнее она заметила стайку мелких котят на бетонных ступенях черной лестницы. Зверята с энтузиазмом кусали друг друга за хвосты. Девушка подошла ближе, чтобы потискать какую-нибудь молоденькую животинку, но те мигом нырнули в погреб. Алине захотелось пошалить, она вышла в середину двора и громко воскликнула — Хой!.

— Ой-ой-ой! — заохало эхо.

«Послушное! — улыбнулась Алина, — не то что котики».

Она торопливо зашла в подъезд. Татьяна встретила ее в дверях с бледным мальчуганом за руку, он действительно выглядел не очень.

— Спасибо, подруга. Я вернусь через два-три часа, а если я не успею, то Кристи и Нина должны подойти около четырех.

Оставшись одна Алина долго пила освежающий зеленый чай, надеясь что никто не придет. Вначале действительно телефон молчал. Потом он стал изредка пищать. Несколько звонков она пропустила намеренно. Но спустя время телефон просто взорвался. Кто-то названивал не переставая. Пришлось поднять трубку.

— О, красавица, до вас нэ дозвоныцца! Могу прыехать? — прохрипел кавказский голос.

— Да, приезжайте. — вздохнула.

— Харашо! Скоро буду!

Немолодой мужчина с волосатой грудью, сросшимися густыми бровями и окладистой бородой, на вид напоминавший афганского моджахеда, был ненасытен. Раз за разом залезал он на несчастную Алину, потом болтал, пил воду, курил, потом снова залезал, но кончить не мог, а по окончании времени продлил еще на час.

— Ти хороший дэвочка, толко минэ кончит сложно, очень сложно! — жаловался он.

«А с кем тебе легко, с козой?» — это не вслух, конечно. Алина долго терпела, нервная и раздраженная, готовая сорваться на грубость. И когда мужик наконец ушел, она, злая как самка богомола, отправилась на кухню курить. Больше она никому не отвечала, пока не пришла Нина, чтобы ее сменить. Наведя короткий марафет, девушка вышла в еще не остывший от дневного тепла двор и направилась к площади Восстания. Она шла быстро, не обращая внимания ни на звуковую рекламу, доносящуюся из магазинов, ни на полицейский матюгальник, истошно призывающий кого-то остановиться, ни на гудки проезжающих машин. Пора было ехать в Тихвин. Рукой она попыталась нащупать в сумочке телефон, чтобы набрать маму, но поняла, что оставила аппарат на работе. Значит придется возвращаться. Не нашла она и паспорта — значит надо ехать домой. Да и переодеться не мешало бы. «Вот денек не заладился!»

Как только Саша сел в машину его извилины спутались узелком. И если во время работы ему еще как-то удавалось абстрагироваться от мыслей об Алине, то когда он остался наедине с собой, они вернулись отдохнувшие, с новой силой. Бросить или простить? А если простить, то как жить с «этим» знанием? Безусловно, большинство девушек в наши дни не напоминают закупоренные бутылки с оливковым маслом, по меткому выражению продавца с арабского рынка в Дахабе, поспорившего на тему «Чем хороша жена — девственница?» В чем тогда разница? И какое количество считать критичным? Может она искренне раскаялась, сошла с кривой дорожки и встала на путь истинный? Иисус простил Магдалину. Но он не Иисус, а она не Магдалина. Надо с ней еще поговорить… еще…

— Вот жара! — прервал его мысли грузный таксист, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Это не помогало — пот продолжал капать с лысой, как баскетбольный мяч, головы, стекая по покатым исполинским плечам.

— Да, совсем лето! Скоро можно будет и зимнюю одежду в шкаф спрятать, — пошутил Саша.

— Еще одна! — не то с восторгом, не то со злостью воскликнул таксист, присвистнув.

— Вы о ком? — без особого интереса переспросил Саша.

— Девушки! — раздраженно заметил лысый. — Разделись все, хоть глаза выкалывай!

— Да! Девушки летом волшебные! — подыграл Саша таксисту, вытянул шею и широко раскрыл глаза, чтобы убедиться, что те его не подводят. К его вящему изумлению, вдоль улицы лебедем дефилировала Алина. Его Алина.