Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

— Уже приехали?

— Почти.

Спустя еще несколько километров они свернули с основной трассы на проселочную. Машина скакала как конь через препятствия, резко подпрыгивая на ухабах так, что несчастные пассажиры пару раз чуть не разбили головы о крышу, и Скифу пришлось сбросить скорость, пока перед глазами не возникла упирающаяся в горизонт гладь Ладожского озера, переменчивым мерцанием отливающая на солнце. Голубое небо отражалось и преломлялось в его поверхности, отсвечивая глянцевой синевой, в которой небесными барашками проплывали спорадические облака.

Мужчины вышли из машины и осмотрелись. Уютная поляна на берегу еще хранила следы костра, оставленного предыдущими гостями. Сонная Алина вынырнула с заднего сиденья со словами: «Мы уже приехали? Как здорово!» — и лениво направилась к озеру. Саша тоже подошел к воде, она ласково, как кот, терлась об ноги.

— За дело! — рьяно объявил Скиф и принялся выгружать из машины ящики со снедью, мешки с углями, водку и пиво. Саша принялся за сборку мангала. Алина несмело топталась на берегу, не решаясь зайти в холодную воду.

— Мальчики, вам помочь? — спросила она.

— Да, подсоби с закуской, — откликнулся Скиф.

Девушка внезапно проснулась. Пританцовывая и виляя бедрами, она принялась развязывать и разрывать пакеты с маринованной свининой, упаковки с крылышками, связки с сосисками, сыпать огурцами и помидорами. Она достала шампуры и с неподдельным энтузиазмом принялась нанизывать на них кусочки свинины, перемежая их овощами, с животной страстью протыкая крупные куски мертвой плоти и нанизывая их на вертел. Саша разжег угли, плеснув на них бензина. Те весело подпрыгивали, взметая ворохи искр, вспыхивая синим пламенем. Уложенная штабелями хрюшка готовилась к последней роли в кинофильме под названием «Поросячья жизнь». Скиф разлил горючего змея по стопочкам, расположив хозяйство на кафедре из кряжистого трухлявого пня.

Все было готово к отменной пьянке. Водка преломлялась в хрустале, мясо поджаривалось на углях, воздух дышал благостью и прохладой, а солнце светило тем рассеянным, мягким северным светом, какой бывает только осенью в Карелии. И Саше хотелось верить, что это только начало — или хотя бы продолжение — счастливой будничной жизни, полной любви, дружбы, преданности и легких дуновений ветра с Ладоги, а никак не прощальная вечеринка. Но шестое чувство подсказывало, что эта пасторальная благодать есть лишь затишье перед боем, театральная пауза перед зомби-апокалипсисом, мнимое спокойствие перед стартом резни техасской бензопилой. Метаться было поздно — колода растасована и роздана, карта легла и оставалось лишь следовать хозяйке-судьбе: — Ну, понеслась!

— За тебя, Скиф! Мне будет тебя не хватать! За твой успех на новом месте! — поднял Саша стопку и залил в себя обжигающую бодрящую жидкость. Внутри потеплело, водка теплыми кругами растекалась по стенкам желудка, ударяя в голову и заражая организм неприличным весельем.

— За успех! — подняла стопку Алина.

— За вас! Верных друзей и прекрасных женщин! — произнес Скиф. Алина еле покраснела. Рюмочки звенели колокольчиками.

— Мальчики! — объявила Алина. — Я хочу сказать вам важную вещь. Вы меня только выслушайте!

Мужчины уважительно замолчали.

— Мальчики! Я это еще никому не говорила. Я тоже сегодня прощаюсь — с вами, с миром, со всем светом! Я решила — я ухожу в монастырь! Сегодня мой последний пикник, моя последняя пьянка, мой последний праздник на долгое время. Я прощаюсь с мирской жизнью! Вероятно, я буду по ней скучать, по вам скучать, по вольной доле тосковать, но так уж мне на роду написано. Кстати, сегодня, седьмого Листопада, как раз наступает светлый праздник Родогощ. Так что не унываем — провожаем угасающее ярило, играем друг с другом и не забываем про пир горой! Гуляем, мальчики!

Мужчины ошеломленно смотрели на Алину, раскрыв рты.

— Ты… это… серьезно? — первым нарушил молчание Саша.

— Абсолютно. Все решено. Ну, что застыли как манекены? Пьем, едим и веселимся! Сегодня я хочу отжечь не по-детски! Вы же знаете, обычно я мало пью. Но сегодня я хочу нажраться! Я хочу запомнить этот день, чтобы было что вспомнить за вязаньем на пяльцах под строгим взглядом матушки-настоятельницы. Так, что выпьем, мальчики, за мои планы. Чтоб все получилось! — Алина подняла стопку в ожидающем жесте. Мужчинам оставалось только поддержать ее. Молодые люди продолжили пить, хмелея все больше.

— За жизнь!

— За любовь!

— За Россию! — объявила Алина. Уже нетрезвый Саша с размаху долбанул стопкой об пень и выпил. Алина отпила глоточек и закусила огурцом. Скиф помрачнел и не поднял руки.

— Вот за эту, блядь, сраную Рашку я пить не стану! — сплюнул он.

— Почему? Ты не любишь Россию? — спросила Алина.

— А чего здесь любить? Коррумпированных чиновников? Страну рабов и господ? Грязь и разруху? Я только за последний год заплатил несколько лимонов откатов! У меня уже в печенках сидит все это! Нет уж, давайте лучше выпьем за Финляндию!

— А чего за нее пить, за эту Финбляндию, маилма-иствис-пурукуми! — разозлился Саша. — К слову, наша бывшая провинция, Великое Княжество Финляндское. Хорошо хоть, Карелию вовремя забрали, а то не сидели бы мы сейчас здесь, в окрестностях Кексгольма, — Саша внезапно блеснул недюжинными историческими познаниями.

— А что хорошего-то? Уж тут явно все поцивилизованнее выглядело!

— Это не главное.

— А что главное?

— Главное — это русский дух, русский путь. Конечно, до сих пор живы и совок, и разруха, но есть тут… нечто такое, чего не найдешь ни в Финляндии, ни в Лондоне, ни в других Европах. Тут есть Россия, есть Бог и есть вера, тут оборачивается девицей Царевна-Лебедь и поднимается с печки Иван-дурак. Тут выходят на берег, гремя кольчугами, тридцать три богатыря и рассказывает сказки кот, ходя кругами вокруг дуба на Буяне-острове. Здесь плачет в яблоневом саду дева-птица Сирин и радуется Алконост, а затем они обе оборачиваются архангелами. Тут чудеса, тут Русью пахнет. Одним Богом держится эта земля, но жива и будет жить. Все здесь еще наладится.

— Ага, встанем с колен, — съязвил Скиф. — И переместимся на четвереньки. А ты что молчишь? — спросил он притихшую Алину.

— Я люблю Россию, — вымолвила девушка, — я здесь родилась, нет у меня другой земли.

Все замолчали. Издалека доносились крики поздних осенних птиц и еле заметный шум прибоя. Скиф достал сигарету и закурил, глубоко затягиваясь. Саша еле стоял на ногах, покачиваясь как дистрофик на ветру. Мир плыл и вертелся у него перед глазами.

— Ну что вы, мальчики, загрустили? — сделала попытку примирения Алина. — Хотите шашлычок?

Она сняла с углей готовые, ароматные шашлыки и подала мужчинам по шампуру.