Адриан Чайковский - Дети времени [litres]

Он повернулся и зашагал прочь, поскрипывая пластинами доспеха.

После ухода Карста и Вайтес Лейн впала в ледяную ярость. Она то сжимала, то разжимала кулаки.

– Пара слепых идиотов! – выплюнула она. – Знают, что я права, но это же Гюин: они привыкли делать, что им говорит этот психованный сукин сын!

Она обожгла Холстена взглядом, словно требуя, чтобы он ей не перечил. По правде говоря, Холстену довольно понравилась позиция Карста, но Лейн определенно не желала это от него услышать.

– И что ты будешь делать? – спросил он.

– О, мы будем действовать! – пообещала Лейн. – Пусть Карст держит свое драгоценное оружие под замком. Мы уже запустили одну мастерскую, и я уже организовала производство оружия. Ничего особенного, но лучше, чем ножи и дубинки.

– А Гюин?

– Если он хоть немного соображает, то занимается этим же, но я-то лучше. Я же все-таки технарь.

– Лейн, а ты точно хочешь воевать?

Она замерла. Лицо, которое она обратила к Холстену, принадлежало иным временам: лицо мученицы, легендарной королевы-воительницы.

– Холстен, дело не в том, что мне не нравится Гюин. И не в том, что я хочу занять его место или считаю его плохим человеком. Я сужу как профессионал – и считаю, что если он все-таки станет загружать свой разум, он перегрузит систему «Гильгамеша», вызвав фатальный конфликт нашей техники и тех имперских устройств, которые мы установили. А когда это произойдет, все погибнут. И я имею в виду именно это – все. Мне плевать на то, что Вайтес желает вести записи для каких-то несуществующих последующих поколений, а Карст не желает поднять свою гребаную задницу. Все зависит от нас – от меня и моей команды. Тебе повезло. Ты проснулся недавно, а потом еще посидел в коробке. Кое-кто из нас уже давно рвет жилы, пытаясь это остановить. И теперь я практически объявлена вне закона на моем собственном корабле, веду открытое противостояние со своим собственным капитаном, чьи психованные фанатичные последователи убьют меня, как только увидят. И мне предстоит вести моих техников на гребаную битву и реально убивать людей, потому что, если этого не сделать, Гюин убьет всех. Так ты со мной?

– Ты же знаешь, что да.

Холстену собственный голос показался глухим и дрожащим, но, похоже, Лейн его слова удовлетворили.

На них напали в момент перехода на территорию, которую Лейн, похоже, считала своей. Помещения «Гильгамеша» навязывали странную тактику: сеть небольших помещений и коридоров лежала внутри бублика отделения для команды, изогнутая и перекрученная, словно запоздало обустраивалась после установки необходимой техники. Они как раз добрались до массивной защитной двери, и шедшая впереди Лейн явно ожидала ее автоматического открытия. Когда створка, содрогаясь, отъехала на палец и замерла, у техников никаких подозрений явно не возникло. Холстену показалось, что при нынешнем режиме мелкие неполадки случались постоянно.

Вооружившись ящичком с инструментами, один из них снял кожух замка, и Холстен успел услышать: «Шеф, его испортили», а в следующее мгновение люку них над головами распахнулся и три оборванца спрыгнули на них с оглушительным воем.

Они были вооружены длинными ножами (явно не из арсенала: значит, сторонники Гюина вынуждены импровизировать) и находились в настоящем боевом раже. Холстен увидел, как один из техников Лейн пошатнулся, разбрызгивая кровь из длинной раны на животе, а остальные тут же ввязались в рукопашную.

Лейн тут же вытащила пистолет, однако не нашла цели – что моментально было исправлено появлением еще полудюжины стремительно примчавшихся со стороны их прихода фанатиков. Пистолет гавкнул трижды – оглушительно громко в этом тесном пространстве. Одна из фигур в бесформенном одеянии отпрянула назад, и ее боевой клич перешел в визг.

Холстен просто присел, закрывая голову руками, и в его поле зрения осталось только мельтешение коленей и стоп. До последнего оставаясь историком, он подумал: «Наверное, вот так было на Земле в самом конце, когда все уже было потеряно. Мы покинули Землю как раз для того, чтобы избежать этого. А оно все это время шло за нами следом». А потом кто-то пнул его в подбородок – возможно, совершенно непреднамеренно – и он рухнул ничком, а по нему начали топтаться сражающиеся. Он увидел, как у Лейн из руки выбили пистолет.

Кто-то тяжело рухнул ему на ноги, и он почувствовал, как у него выворачивается колено – неотвязная боль среди этого хаоса. Он попытался высвободиться и обнаружил, что яростно лягает умирающий груз в виде одного из безумных монахов Гюина. Его разум, на время отказавшись от иллюзии контроля, был занят мыслью о том, обещал ли капитан своим подручным какую-то посмертную награду – и может ли эта награда служить утешением при взрезанном брюхе.

Внезапно он освободился и пополз к стене, чтобы встать на ноги. Его вывернутое колено решительно не желало выдерживать вес тела, но его до макушки накрыл выброс адреналина, так что он с этим нежеланием справился. Ему удалось отойти от схватки аж на два шага, а потом его схватили. Неожиданно на него накинулись двое самых рослых громил Гюина, и в руке у одного из них блеснул нож. Холстен был уверен, что сейчас умрет: его воображение опережало события в попытке подготовить к неизбежному удару, в мучительных подробностях убеждая его в том, что лезвие уже в него вошло. Он пережил тошнотворный толчок удара, холодный визг ножа, теплую волну крови – и те части его тела, которые так долго держала в заточении кожа, наконец-то получили свободу.

Он пережил все это у себя в голове, и только потом вдруг понял, что его вовсе не ударили ножом. Вместо этого та пара поволокла его прочь от места схватки, не обращая внимания на то, как он шатается и хромает. С ужасом он понял, что это была не просто случайная схватка двух банд, Гюин против Лейн.

Верховный жрец «Гильгамеша» возвращал себе свое имущество.

Фабиана приводят к Порции после того, как его сопровождающие доставили его в дом сообщества. Ее реакция при виде него – это смесь облегчения и досады. Он пропадал почти сутки. Теперь его заводят в помещение с идущими под углом стенами, расположенное глубоко в царстве группы, где под потолком висит раздраженная Порция.

Он не в первый раз сбегает от своих охранников и где-то бродит, но на этот раз его отыскали на самых нижних уровнях Большого Гнезда, ближайших к земле – в месте пребывания голодных самок, которые либо не принадлежат ни к какой группе, либо оставили ее, в обиталище множества деловитых обслуживающих колоний, чьи насекомые очищают город от отбросов, в жилище бесчисленных, безнадежных, никому не нужных самцов.