Курт Воннегут - Завтрак для чемпионов [litres]

Никаких родственников у него в городе не осталось. В телефонной книжке не значился ни один Бэннистер, кроме кинотеатра «Бэннистер». А потом, в новой телефонной книжке, и кинотеатра не осталось. Помещение отдали под склад уцененной мебели.

Отец и мать Джорджа Хикмена Бэннистера и его сестра Люси уехали из города до того, как закончилась постройка памятника и стадиона. И когда открывали памятник, родственников не могли найти и пригласить на церемонию.

Беспокойная это была страна. Люди вечно метались с места на место. Но частенько кто-нибудь задерживался и воздвигал памятник.

Памятники воздвигались по всей стране. Но было большой редкостью, чтобы в честь обыкновенного мальчика поставили не один, а целых два памятника, как это сделали в честь Джорджа Хикмена Бэннистера.

Однако, строго говоря, только памятник на кладбище был действительно поставлен для него. Стадион все равно был бы выстроен. На постройку стадиона были выделены средства за два года до того, как Джордж Хикмен Бэннистер погиб во цвете лет. А чтобы наименовать стадион в его честь, никаких дополнительных сумм не потребовалось.

Голгофское кладбище, где упокоился Джордж Хикмен Бэннистер, было названо Голгофским в честь горы в Иерусалиме, в тысячах миль от Мидлэнд-Сити. Многие люди верили, что тысячу лет назад сын Создателя вселенной был убит на этой горе.

Двейн Гувер не знал, верить этому или нет. Не знала этого и Патти Кин.

Впрочем, сейчас это их мало трогало. У них и других дел хватало. Двейн беспокоился, когда же у него пройдет приступ эхолалии, а Патти Кин пыталась определить, стоят ли чего-нибудь ее свежесть, и красота, и подкупающие манеры в глазах такого милого, даже чем-то привлекательного, немолодого владельца конторы по продаже «понтиаков», как Двейн.

– Во всяком случае, – сказала она, – это, конечно, большая честь, что вы посетили нас. Конечно, может, я не так сказала, но вы понимаете мои слова.

– Слова, – сказал Двейн.

– Бифштекс хороший? – спросила она.

– Хороший, – сказал Двейн.

– У нас всем так подают, – сказала она. – Мы ничего не готовили специально для вас.

– Вас, – сказал Двейн.

Впрочем, слова Двейна уже давным-давно никакого значения не имели. Да и вообще, то, что говорила большая часть жителей Мидлэнд-Сити, никакого значения не имело, если только разговор не шел о вполне определенных вещах: о деньгах, постройках, путешествиях – словом, о вещах измеримых, конкретных. Каждый играл свою определенную, четко намеченную роль – черного человека, белой девицы, выгнанной из школы, торговца «понтиаками», гинеколога, газовщика. Если человек из-за возникновения в нем вредных веществ начинал жить не так, как ожидалось, окружающие тем не менее притворялись, что он остался таким же, каким его привыкли видеть.

Именно по этой причине жители Мидлэнд-Сити с таким запозданием обнаруживали, что кто-то из их сограждан стал ненормальным. Они неизменно продолжали воображать, что все люди, какими были изо дня в день, такими и остались. Их воображение, словно маховое колесо, крутилось по инерции на расшатанном механизме жестокой истины.

Когда Двейн ушел от Патти Кин из закусочной «Бургер-Шеф» и, сев в свою рекламную машину, уехал, Патти Кин уже была твердо уверена, что она могла бы осчастливить его, отдав ему свое юное тело, свою выдержку и жизнерадостность. Ей хотелось плакать от того, что на его лицо легли морщины и жена у него отравилась порошком «Драно», а его пес должен был непрестанно ввязываться в драки, так как не мог вилять хвостом, да еще и сын у Двейна – гомосексуалист. Все это она про Двейна отлично знала, впрочем, это знали про него все.

Патти посмотрела на радиобашню ВМСИ, которая тоже принадлежала Двейну Гуверу. Это была самая высокая постройка в Мидлэнд-Сити. Башня была в восемь раз выше памятника Джорджу Хикмену Бэннистеру. Наверху у нее горел красный свет – чтобы не натыкались самолеты.

И еще Патти думала обо всех новых и подержанных автомобилях, которые принадлежали Двейну Гуверу.

Кстати, земные ученые открыли потрясающую штуку про тот континент, на котором стояла Патти Кин. Оказывается, он опирался на глыбу толщиной в сорок миль, и эта глыба медленно плыла в расплавленном месиве. И у каждого континента была своя глыба. А когда одна глыба сталкивалась с другой, образовывались горные цепи.

Например, горы в Западной Виргинии образовались, когда гигантская глыба Африки ударилась о Северную Америку. И уголь в этом штате образовался из деревьев, сгоревших при столкновении.

Это новое открытие еще не дошло до Патти Кин. И до Двейна Гувера тоже. Не дошло оно и до Килгора Траута. Я сам об этом узнал только позавчера. Я читал журнал и смотрел телевизор. По телевизору выступала группа ученых, рассказывающих, что теория плавающих, сталкивающихся и дробящих друг дружку глыб – не просто отвлеченная теория. Ученые могли привести доказательства, что это сущая правда и что, например, Япония и Сан-Франциско находятся в чудовищной опасности, потому что в этих районах глыбы могут сильнее всего столкнуться и перемолоться.

Еще ученые говорили, что ледниковые периоды все время будут повторяться. Ледники в милю толщиной будут, выражаясь геологически, все время двигаться и раздвигаться, как шторы на окнах.

Кстати говоря, у Двейна Гувера были необычайные мужские достоинства, но он этого даже не замечал. Да и те немногие женщины, с которыми он имел дело, были недостаточно опытны, чтобы об этом судить.

По мировым стандартам промеры Двейна были выше среднего, тогда как многие из окружающих его мужчин были типичными середняками.

Двейн проехал от закусочной к строящейся новой школе. Он не торопился возвращаться к себе в контору, особенно из-за приступов эхолалии. Франсина прекрасно могла справиться и без указаний Двейна. Он отлично обучил ее.

Стоя над ямой, вырытой для погреба, Двейн столкнул туда комок земли. Потом плюнул в яму. Потом ступил ногой в грязь. Его правый башмак застрял в грязи. Он вытащил руками башмак и счистил с него грязь. Потом прислонился к старой яблоне, чтобы надеть башмак. Раньше, когда Двейн еще был маленьким, тут была ферма. На этом месте был сад, росли яблони.

Двейн позабыл о Патти Кин, но она о нем не забывала. Вечером она наберется храбрости и позвонит ему по телефону. Но Двейн не ответит: его не будет дома. Он будет сидеть в изоляторе для буйных в городской психбольнице.

А сейчас Двейн прошел дальше и залюбовался гигантским экскаватором, расчищавшим строительную площадку. Яму для фундамента тоже выкопал экскаватор. Сейчас машина стояла без дела, вся облепленная глиной. Двейн спросил белого рабочего, сколько лошадиных сил в этой машине. Все рабочие на стройке были белые.