Курт Воннегут - Завтрак для чемпионов [litres]

Все эти медали он заработал во Второй мировой войне, которую затеяли роботы, чтобы Двейн Гувер, как существо со свободной волей, мог отреагировать на эту бойню. Эта война велась с таким размахом, что на земле почти не осталось ни одного робота, не принимавшего в ней участия. Гарольд Ньюком Уилбер получил все свои награды за то, что убивал японцев – желтых роботов. Горючим для них служил рис.

Он продолжал глазеть на меня, хотя мне уже не терпелось это прекратить. Но я не вполне мог управлять созданными мной персонажами. Я мог только приблизительно руководить их движениями – слишком большие это были животные. Приходилось преодолевать инерцию. Я был, конечно, связан с ними, но не то чтобы стальным проводом. Скорее было похоже, что нас связывала изношенная, потерявшая эластичность резиновая передача.

Тогда я заставил зазвонить зеленый телефон, висевший за стойкой. Гарольд Ньюком Уилбер, не сводя с меня глаз, взял трубку. Мне надо было быстро придумать – кто там на другом конце провода. И я поставил туда первого по количеству орденов среди ветеранов в Мидлэнд-Сити. Он получил ордена за войну во Вьетнаме. Раньше он тоже дрался с желтыми роботами, которые работали на рисе.

– Коктейль-бар, – сказал Гарольд Ньюком Уилбер.

– Гарольд?

– Да?

– Это Нед Лингамон.

– Я занят.

– Не вешай трубку. Полиция меня засадила в городскую тюрьму. Разрешили сделать только один звонок. Вот я и звоню тебе.

– Почему мне?

– Из всех друзей ты один только и остался.

– За что тебя взяли?

– Говорят, убил своего ребенка.

И так далее.

У этого белого человека были все те же ордена, что и у Гарольда Ньюкома Уилбера, плюс самая высокая награда, какую мог получить американский солдат за героизм. Выглядела она так:

…И вместе с тем он совершил сейчас самое гнусное преступление, какое может совершить американец, то есть убил своего собственного ребенка. Звали младенца Синтия-Энн, и жила она совсем недолго, пока снова не ушла из жизни. Убили ее за то, что она плакала и плакала без конца.

Сначала ее семнадцатилетняя мать сбежала от нее, потому что ребенок слишком много требовал. А потом отец убил ее.

И так далее.

Что же касается судьбы, которую я мог бы предсказать официантке, то вот она: «Вас облапошат дезинфекторы, которые придут уничтожать термитов, но вы ничего не заметите. Вы купите шины со стальным ободом для передних колес вашей машины. Вашу кошку переедет мотоциклист по имени Хэдли Томас, и вы заведете другую кошку. Артур, ваш брат из Атланты, найдет одиннадцать долларов в такси».

Я мог бы предсказать судьбу и Кролику Гуверу: «Ваш отец очень серьезно заболеет, и вы так странно отнесетесь к его болезни, что пойдут разговоры: не поместить ли и вас в психушку? В приемной психбольницы вы будете устраивать сцены докторам и сестрам, утверждая, что вы виноваты в болезни отца. Вы будете винить себя за то, что столько лет пытались убить его ненавистью. Но потом вы переключите свою ненависть. Вы станете ненавидеть вашу покойную мать».

И так далее.

А черного Вейна Гублера, бывшего арестанта, я заставил уныло стоять у мусорных контейнеров на задворках новой гостиницы и смотреть на ассигнации, выданные ему у ворот тюрьмы нынче утром. Больше ему делать было нечего.

Он долго рассматривал пирамиду с недремлющим оком на верхушке. Как ему хотелось побольше узнать и про пирамиду, и про недремлющее око!

Сколько надо было еще учиться?!

Вейн даже не знал, что Земля вращается вокруг Солнца. Он думал, что Солнце вращается вокруг Земли, потому что с виду это было именно так.

Грузовик, пронесшийся по автостраде, как будто взвыл от боли: ведь Вейн прочел надпись на борту по буквам. Вейну казалось, будто грузовик крикнул: «Какая мука – возить взад и вперед всякие грузы!»

Вот что было написано на борту грузовика; и Вейн прочел: «Ххх-ррр-цц».

А вот какая история случится с Вейном дня через четыре, потому что я захотел, чтобы с ним так случилось. Его задержат и допросят в полиции, оттого что он вел себя подозрительно у боковых ворот «Бэрритрон лимитед», где делали что-то связанное со сверхсекретным оружием. Сначала полиция решит, что он только притворяется неграмотным дурачком, а на самом деле – он хитрый разведчик, работающий на коммунистов.

Но проверка отпечатков его пальцев и превосходные зубные коронки докажут, что он именно тот, за кого себя выдает. Но тем не менее ему придется еще кое-что объяснять. Откуда у него членский билет во всеамериканский клуб «Плейбой», выданный на имя Пауло ди Капистрано? Окажется, что он нашел билет в мусорном ящике на задворках новой гостиницы «Отдых туриста».

И так далее.

А теперь пришла пора заставить Рабо Карабекьяна, художника-минималиста, и писательницу Беатрису Кидслер что-то сказать и сделать для моей книги. Мне не хотелось глазеть на них – зачем их стращать? – и я притворился, что с увлечением рисую мокрым пальцем какие-то картинки на столе.

Сначала я нарисовал земной символ, означающий «ничто» . Вот он:

Потом я нарисовал земной символ, означающий «все» . Вот он:

И Двейн Гувер, и Вейн Гублер знали первый символ, но не знали второго. А потом я нарисовал еще один символ в туманном облаке, и этот символ был печально известен Двейну, но неизвестен Вей-ну. Вот он:

И я нарисовал еще один символ – значение его Двейн несколько лет учил в школе, но потом совсем забыл. Вейну этот символ, наверно, напомнил бы конец стола в тюремной столовке. Этот знак выражал отношение длины окружности к ее диаметру. Отношение также можно было выразить числом, и даже в то время, когда и Двейн, и Вейн, и Карабекьян, и Беатриса Кидслер, и вообще все мы занимались своими делами, земные ученые монотонно радировали это число в космос. Замысел был такой: показать обитателям других планет, – если только они нас слушают, – какие мы умные. Мы до сих пор пытали окружности, пока не выпытали у них тайный символ, выражающий их сущность. Назывался он «Пи».

И еще я нарисовал на пластиковом столике невидимую копию картины Карабекьяна под названием «Искушение святого Антония» . Копию я, конечно, сделал в миниатюре и не в цвете, но я верно ухватил форму картины, да и ее содержание тоже. Вот что я нарисовал: