Дэвид Митчелл - Костяные часы

– Мигель, только полный остолоп возьмет наркотики в аэропорт. Не беспокойся. А если что-то останется, спущу в унитаз.

– Замечательно. Осторожность не помешает. Ну, счастливо. Самый лучший в мире.

– А как насчет колумбийского мобильника?

– Да, конечно. – Мой редактор протягивает еще один конверт, который тоже отправляется в карман моего пиджака.

– Спасибо. Смартфоны – прекрасная штука, когда они работают, а если связь плохая, то отправлять эсэмэски лучше по обычному мобильнику.

Мигель чуть склоняет голову, притворно соглашаясь, но тридцать долларов – или сколько там эта штуковина стоит – не большая плата за то, чтобы ублажить анфан-терибля британской словесности.

– Ну вот, все, что ты просил? Доволен?

– Вполне! Спасибо, Мигель.

Как и все мои лучшие сюжеты, этот складывается сам по себе.

– Эй, Криспин! – окликает меня австралийский поэт Кенни Блоук от дальних ворот кактусового сада, где стоит еще одна группка почетных гостей. – Тут с тобой хотят познакомиться.

Мы с Мигелем присоединяемся к кружку приглашенных, как выясняется, писателей под кронами древовидных папоротников. Иностранные имена мне ни о чем не говорят – ни один из моих новых знакомцев явно не публиковался в «Нью-Йоркере», однако, когда Кенни Блоук представляет меня бледнокожей угловатой брюнетке, я содрогаюсь от воспоминания, прежде чем он называет ее имя:

– Холли Сайкс, тоже из Англии.

– Рада знакомству, мистер Херши, – говорит Холли Сайкс.

– Мы с вами, кажется, встречались, – туманно говорю я.

– В прошлом году, на фестивале в Хей-он-Уай.

– На мерзопакостном приеме в жутком павильоне?

– Нет, мистер Херши, в книжной палатке. Мы с вами в одно и то же время раздавали автографы.

– Погодите-ка… Ах да! Вы – Холли Сайкс, которая пишет про ангелов.

– Только не про тех ангелов, у которых в руках арфа, а над головой нимб, – добавляет Кенни Блоук. – Холли пишет о внутренних голосах, которые, как я только что упомянул, сродни духам-наставникам из верований моих соплеменников.

– Мисс Сайкс, меня зовут Мигель Альварес, – елейно вступает Мигель. – Я редактор издательства «Оттопуссо», издаю Криспина. Я очень рад, что мне выпала особая честь с вами познакомиться.

Холли Сайкс пожимает ему руку:

– Рада знакомству, мистер Альварес.

– А правда, что в Испании продано более полумиллиона ваших книг?

– Похоже, моя книга нашла путь к сердцу испанских читателей, – говорит она.

– Ури Геллер находит путь к любым сердцам. – Я все-таки пьян. – Помните Ури? Закадычного приятеля Майкла Джексона? В Японии он очень знаменит. Просто невероятно. – У моего коктейля вкус манго и морской воды.

Мигель улыбается мне, но глаза его остаются устремленными на женщину по фамилии Сайкс, будто у куклы «Экшн-мен», с которой я играл в детстве.

– А вы довольны своими испанскими издателями, мисс Сайкс?

– Как вы сами сказали, они продали свыше полумиллиона экземпляров моей книги.

– Великолепно! Но если у вас возникнут какие-то проблемы, то вот моя визитная карточка…

Мигель не отходит от Холли Сайкс, но тут у ствола папоротника материализуется, как герои «Звездного пути», еще одна женщина, невероятно привлекательная брюнетка лет под сорок.

– Кармен! – восклицает притворно обрадованный Мигель.

Под ее взглядом визитная карточка в руке Мигеля исчезает в кармане его пиджака, а Кармен поворачивается к Холли Сайкс и произносит как учительница домоводства откуда-нибудь из-под Лондона, без малейшего намека на раскатистый южноамериканский акцент:

– Надеюсь, Мигель тебе не слишком досаждал, Холли? Этот человек – бесстыжий браконьер. Да-да, Мигель, уж я-то знаю, ты же помнишь историю со Стивеном Хокингом. – (Мигель всем своим видом старается изобразить притворное раскаяние, но становится лишь похож на человека в белых джинсах, недооценившего внезапный приступ метеоризма.) – А с вами, мистер Херши, – она поворачивается ко мне, – мы прежде не встречались. Меня зовут Кармен Салват, и мне выпала особая честь… – язвительная подколка предназначена Мигелю, – издавать книги Холли на испанском языке. Добро пожаловать в Колумбию.

Кармен Салват деловито пожимает мне руку. Вся лучится. Теребит ожерелье из ляпис-лазури.

Кенни Блоук добавляет:

– Холли упоминала, что вы, Кармен, издаете Ника Грика на испанском.

– Да, я купила права на «Шестьсот пятое шоссе» еще до того, как Ник закончил рукопись романа, прямо как чувствовала.

– Потрясающая вещь! – говорит Кенни Блоук. – Премию Бриттана в прошлом году Ник получил вполне заслуженно.

– У Ника чудесная душа, – замечает ньюфаундлендская поэтесса, имени которой я не помню, но глаза у нее как у тюлененка на гринписовском плакате. – Просто чудесная.

– Кармен всегда ставит на победителя, – говорит Мигель. – Но, по-моему, книга Холли продается намного лучше, да, Кармен?

– Кстати, чуть не забыла, – спохватывается Кармен Салват. – Холли, с тобой очень хотела познакомиться жена нашего министра культуры. Ты не возражаешь?

Она уводит эту Сайкс, а я любуюсь аппетитными бедрами Кармен Салват и начинаю воображать, что вот сейчас зазвонит мой телефон и какой-то врач из Лондона сообщит мне страшную новость: пьяный водитель столкнулся на Хаммерсмитской эстакаде с «саабом» Зои; и она, и мои дочери погибли. На следующий день я улетаю домой, на похороны. Моя скорбь благородна и сокрушительна, и я отстраняюсь от жизни. Меня иногда видят в метро, на самых мрачных линиях лондонской подземки, в четвертой и пятой пригородных зонах. Весна прибавляет, лето умножает, осень вычитает, зима разделяет. Год спустя Криспин Херши попадает на конечную станцию линии «Пиккадилли», в аэропорту Хитроу. Он выходит из подземки, забредает в зал отправления, замечает на табло слово «Картахена» – тот самый город, в котором он еще был мужем и отцом. Поддавшись необъяснимому порыву, он покупает билет в один конец (по какой-то причине у него при себе паспорт) и вечером того же дня бредет по улицам старого колониального квартала в колумбийском городе. Влюбленные девушки и парни на скутерах, надрывный птичий щебет, тропические цветы на вьющихся лианах, saudade [80] Здесь: ностальгическая тоска по утраченному ( порт .). и одиночество, сто лет одиночества; а потом, когда на Пласа-де-ла-Адуана сгущаются тропические сумерки, Херши видит женщину, теребящую ожерелье из ляпис-лазури, и они замирают, глядя друг на друга, в средоточии кружащего водоворота мироздания. Как ни удивительно, ни один из них не удивлен…

Спустя энное число коктейлей я помогаю надравшемуся в хлам Ричарду Чизмену войти в лифт и добраться до номера.

– Все путем, Крисп, я вовсе не пьян, это только ка’ется. – Двери лифта открываются, мы входим в кабину. Чизмен шатается, как одурманенный верблюд в бурю. – Минут’чку, я п’забыл номер комнаты, щас… – Он вытаскивает и тут же роняет бумажник. – П’джди, шозафигня…