Дэвид Митчелл - Костяные часы

– Как странно звучит столь древняя мудрость в юных устах, – сказала она.

Аудиенция в императорском дворце вызвала новую волну пересудов и слухов об истинном происхождении Клары Косковой, и, чтобы не смущать моего приемного отца, мы решили раз и навсегда покончить с посещением светских салонов. Это совпало с возвращением дяди Петра после полугодового пребывания в Стокгольме, и особняк на Гороховой улице стал для нас вторым домом. Жена Петра Ивановича, Юлия Григорьевна, бывшая актриса и наша добрая приятельница, устраивала великолепные званые ужины, что дало мне возможность встретиться с самыми разными представителями петербургского общества, оказавшимися намного интереснее завсегдатаев великосветских гостиных. В доме дяди Петра бывали банкиры и химики, поэты и театральные режиссеры, чиновники и флотские офицеры. Я по-прежнему читала запоем и обменивалась письмами со многими авторами, однако всю свою корреспонденцию подписывала «К. Косков», желая скрыть свой пол и возраст. В архивах хорологов до сих пор хранятся письма, где адресатом значится К. Косков, а среди отправителей – французский врач и анатом Рене Лаэннек, физик Гемфри Дэви и астроном Джузеппе Пиацци. В университет женщин все еще не принимали, но многие либерально настроенные петербуржцы специально приходили к Черненко, чтобы побеседовать на научные темы с «рассудительным синим чулком». Со временем я, впрочем, получила несколько предложений руки и сердца, однако ни Дмитрий, ни Василиса не горели желанием расстаться со мной, да и мне не хотелось снова становиться чьей-то «законной собственностью».

Кларе исполнилось двадцать лет; она в двенадцатый раз встречала Рождество с Косковыми. Дмитрий подарил ей сапожки на меху, Василиса – кипу фортепианных нот, а супруги Черненко – соболий палантин. В моем дневнике упоминается, что 6 января 1823 года отец Дмитрий читал проповедь об Иове и тайнах Промысла Господня. Хор Благовещенской церкви в этот день пел весьма посредственно – сказывались застуженные глотки и сопливые носы. В сточные канавы намело снега, по переулкам стелились дым и морозная хмарь, от солнца осталось одно воспоминание, с карнизов свисали сосульки, белые клубы пара вырывались из заиндевелых конских ноздрей, и плавучие льдины размером с лодки покачивались на темных, как грозовые облака, водах Невы.

После обеда мы с Василисой сидели в гостиной. Я писала по-голландски письмо профессору Лейденского университета об осмосе в стволах высоких деревьев. Моя приемная мать проверяла сочинения своих учеников по французскому языку. Огонь глодал поленья в печи. Галина, наша экономка, зажигала лампы, ворча, что я порчу себе зрение; и тут раздался стук в дверь. Джаспер, наш песик с сомнительной родословной, с лаем метнулся в прихожую. Мы с Василисой переглянулись: в тот день гостей не ждали. За окном, сквозь кружевную занавеску, виднелась чья-то карета с опущенными шторками. Галина внесла визитную карточку, полученную от лакея, и Василиса с некоторым сомнением прочла вслух:

– Господин Силом Давыдов. Силом? Какое-то чужеземное имя. Правда, Клара?

Адрес Давыдова был вполне респектабельным: Средний проспект Васильевского острова.

– Может быть, это друзья дяди Петра? – предположила я.

– С ним в карете госпожа Давыдова, – добавила Галина.

Внезапно отринув нерешительность – как выяснилось впоследствии, под воздействием увещания, – Василиса воскликнула:

– Проси же скорей! Господи, что о нас подумают? Бедняжка там совсем закоченела!

– Простите, сударыни, что мы явились без приглашения, – зычно произнес подвижный мужчина с роскошными бакенбардами, одетый в темный костюм чужеземного покроя. – Каюсь, виноват. Сегодня утром, прежде чем отправиться в церковь, я написал вам уведомительное письмо с просьбой о визите, но тут мальчишку на конюшне лягнула лошадь, пришлось посылать за доктором, и среди всей этой кутерьмы я совершенно позабыл отправить к вам слугу. Позвольте же представиться, сударыни, Силом Давыдов, к вашим услугам. – Он с улыбкой вручил Галине свою шляпу. – Русских кровей по отцу моему, местом своего обитания я избрал Марсель, впрочем, и не только оный. Однако же я отвлекся… – Уже тогда я отметила, что в его русской речи звучат китайские интонации. – Позвольте представить вам мою жену. Прошу любить и жаловать, Клодетта Давыдова. А вам, мадемуазель Коскова, – он наставил на меня набалдашник трости, – моя жена известна под псевдонимом Холокаи, он же – ее девичья фамилия.

Все это было весьма неожиданно. Я действительно переписывалась с неким К. Холокаи, автором философского трактата о трансмиграции душ, но мне и в голову не приходило, что мой корреспондент – не мужчина, а женщина. Смуглое, оживленное лицо госпожи Давыдовой намекало на левантийское или персидское происхождение. На ней было шелковое платье цвета голубиного крыла, а шею обвивало ожерелье белого и черного жемчуга.

– Госпожа Коскова, – обратилась она к Василисе, – мы очень признательны за ваше гостеприимство в студеный зимний день. – По-русски она говорила медленнее мужа, но так четко выговаривала слова, что ее слушали с особым вниманием. – Нам бы, конечно, следовало дотерпеть до завтра и пригласить вас к себе, но поскольку всего час назад имя Коскова прозвучало в беседе с профессором Обелем Андроповым, я сочла это неким знамением.

– Профессор Андропов – наш знакомый, – заметила моя приемная мать.

– Великий знаток классических языков, – добавила я.

– О, да! Профессор Андропов объяснил, что под инициалом «К» скрывается Клара, а по дороге домой я взглянула в окно кареты и увидела, что мы проезжаем мимо церкви вашего батюшки. Меня охватило неудержимое желание узнать, дома ли вы и соизволите ли нас принять, поэтому я не… – Тут Клодетта обратилась к мужу по-арабски, желая уточнить перевод нужной русской фразы.

– Не удержалась от искушения, – подсказал Силом Давыдов.

– Очень… очень любезно с вашей стороны… – Василиса моргала, удивленно разглядывая совершенно незнакомых чужестранцев, которых почему-то пригласила в дом. – Мы всегда рады гостям. Мой муж скоро придет, а вы пока устраивайтесь поудобней, прошу вас. У нас, конечно, не дворец, но…

– Ни в одном дворце меня не принимали с таким радушием. – Силом Давыдов оглядел нашу гостиную. – Моя жена мечтала познакомиться со своим петербуржским корреспондентом с того самого дня, как я решил посетить Петербург.

– Совершенно верно, – подтвердила Клодетта, отдавая Галине свою белую меховую муфту. – И, судя по изумлению мадемуазель Косковой, мы обе пребывали в уверенности, что наш адресат – мужеска пола. Я правильно предположила, мадемуазель Коскова?