Дэвид Митчелл - Костяные часы

Я аккуратно смазываю антисептиком рассеченную скулу Макса; он морщится.

– Дрохеда начал орать на своих боевиков. Присобачил себе на лоб эмблему с капота «ауди», вопил, что он возглавляет операцию, а недовольные пусть убираются к… Ну, в общем, к такой-то матери… А тут ветер стих, крики разносились по всей деревне. И тут один амбал зашел Дрохеде за спину, спокойно так и, ну… – Макс сглатывает, кривится, пытается сдержать слезы и срывающимся голосом продолжает: – Выстрелил ему прямо в затылок. Не говоря ни слова. У всех на глазах…

– О господи! – шепчет Иззи.

– Бедный мой мальчик, – говорит Бранна. – И ты все это видел?

Макс закрывает лицо руками, всхлипывает, глубоко вздыхает:

– Ох, ма, а потом такое началось! Оплотовцы и милицейские бойцы перегрызлись, как стая бешеных собак. Только с оружием. Пули сыпались градом… – Макс пристыженно осекается. – Ну, все было как в старых фильмах про войну, когда с крыш сигают каскадеры, а повсюду раненые… – Он отворачивается, зажмуривает глаза, отгоняя кошмарные видения. – Деревенские все бросились врассыпную, но… ма… Шеймас Куган попал под пулю.

– Он ранен? – не выдерживаю я.

Макс дрожит и мотает головой.

Том испуганно смотрит на брата:

– Убит?

Макс кивает. Иззи, Бранна, Лорелея, Том и я переглядываемся, ежимся от студеного дуновения близкого будущего. А я только вчера разговаривала с Шеймасом Куганом. Макс одним глотком допивает самогон и торопливо продолжает, будто если не выговорится, то сойдет с ума; да, наверное, так оно и есть.

– Я… я хотел… но… все за миг случилось. – Он закрывает глаза, мотает головой и странно взмахивает рукой, будто стирает что-то в воздухе. – Папа меня оттащил с криком, что уже ничем не поможешь. Мы метнулись за бар Фицджеральда, спрятались там в гараже. Как раз вовремя, потому что в цистерну попала пуля и… Ну, взрыв вы слышали.

– Его и в Типперери слышали, – говорит Бранна.

– А потом, не знаю, сколько времени прошло… снова началась пальба, какого-то парня подстрелили на подъездной дорожке Фицджеральдов… может, час спустя, не знаю. И вдруг все джипы сорвались с места и поехали в горы, к престолу Фингала, и… И все стихло. Птички поют. Все повылезали из своих убежищ… ошалелые, как, как… И даже не верится, что это все произошло. У нас? В Килкрэнноге? – Глаза Макса наполняются слезами. – Только повсюду лежат убитые и раненые. Берни Эйткен схватился за ружье, чтобы солнечные батареи не отдавать, так его подстрелили. Ранили. Ма, он умрет, наверное… А на площади такое… В общем, вы туда не суйтесь, – говорит Макс Тому, Иззи и Лорелее. – Нечего вам там делать! Вот как все расчистят и дождем все смоет, тогда, может… Ох, глаза б мои не смотрели. Двадцать или тридцать могил придется копать. Там еще милицейские раненые остались. Наши говорят, мол, надо их в море скинуть, раз они такое учинили… – На лице Макса вспыхивает гнев, на миг вытесняя шок. – А доктор Кумар пытается как-то помочь, только они, наверное, тоже помрут. На месте топливного хранилища теперь здоровенная воронка, стекла повылетали во всех домах на площади. В доме Джози Малоун фасад сорвало. А паб так вообще…

С безотчетной тревогой вспоминаю Брендана. Такая же борьба за исчезающие ресурсы наверняка идет по всей Европе, отличаются только цвета мундиров и детали ландшафта. Интересно, где теперь Гуд и бородатый великан: убиты, спасаются бегством, умирают в клинике доктора Кумар? Глотают «черничку»?

– Макс, а где отец? – спрашивает Бранна.

– Помогает Мэри де Борга навести порядок в деревне. Мартин Уолш и еще двое поехали на велосипедах в Ахакисту договариваться о совместных постах на дорогах. Сейчас это очень важно. Может быть, удастся возвести свой Кордон, от Дарруса полями до Кумкина, а затем вдоль дороги к Бултинагу со стороны Бантри. Ну, пока не поставим ограждения и ров не выкопаем, там будут просто вооруженные посты и палатки, но автоматы есть где взять, двоюродный брат Мартина служит в гарнизоне Деррикауна. То есть еще недавно служил. В общем, у тех, кто в Оплоте, тоже есть семьи, им нужно безопасное место. Так что я сейчас возьму лопаты и пойду в деревню. Я обещал.

– Нет, Макс, – говорит Бранна. – Ты полежи, отдохни. Завтра сходишь, дела никуда не денутся.

– Ма, если дороги сегодня не перекрыть, – возражает Макс, – то завтра, может, и не наступит. Так что мне пора.

– И я с тобой, – заявляет Том.

– Нет, – дружно восклицают Бранна и Макс.

– А вот и да! Мне уже шестнадцать. Ма, ты ведь и без меня с дойкой управишься.

Бранна устало трет лицо. Все меняется на глазах.

Лорелея помогает Бранне подоить коров, а я кормлю кур. Потом мы идем домой по берегу, набираем мешок дикой свеклы. Песчаные блохи кусают мои голые лодыжки; среди водорослей между камнями бродят кулики, ловко выклевывают из ила морских червей. На скале футах в двадцати от берега ловит рыбу серая цапля; выглядывает солнце. Ветер дует с юга, треплет рваные облака, как клоки овечьей шерсти, застрявшие в колючей проволоке. Находим большую, выбеленную корягу; зимой пустим ее на растопку, на пару дней должно хватить. Рафик сидит с удочкой на причале, рыбалка всегда его успокаивает. Он помогает нам дотащить корягу до дома, а мы в общих чертах рассказываем ему о том, что узнали от Макса О’Дейли, – подробности он так или иначе выведает, но не сейчас. Зимбра лежит у ног Мо, которая дремлет над раскрытой биографией Витгенштейна в старом кресле Эйлиш. Наверное, Мо лучше перебраться к нам во флигель, ведь у нее в доме больше нет электричества. Я построила флигель, узнав о беременности Ифы, чтобы им с Эрваром и малышом никто не мешал, когда они приезжали в гости, а теперь там кладовая.

Зимбра вскакивает нам навстречу. Мо просыпается, Лорелея заваривает зеленый чай из парника Мо. Я рассказываю ей о смерти Шеймаса Кугана и обо всем остальном. Мо слушает не перебивая. Потом со вздохом утирает глаза:

– Как ни прискорбно, Мартин Уолш прав. Чтобы через десяток лет не скатиться в средневековье, надо действовать по-военному. Варвары друг на друга лишний раз нападать не станут.

Мои часы бьют пять. Рафик встает:

– Можно, я еще порыбачу, пока не стемнело? А Мо на ужин останется, Холли?

– Надеюсь, что да. Мы за обедом и так ее объели.

Мо вспоминает о своей нерастопленной плите и о бесполезных электрических лампочках.

– Почту за честь. Спасибо за приглашение.

Дождавшись, когда Рафик уйдет, я говорю:

– Завтра схожу в город.

– А надо ли? – вздыхает Мо.

– Поговорю с доктором Кумар об инсулине.

Мо отпивает чай:

– Сколько у тебя осталось?

– На шесть недель хватит, – негромко отвечает Лорелея. – Один запасной инсулиновый дозатор и три упаковки канюль.