Дэвид Митчелл - Костяные часы

– Нет. С тех пор как мама умерла, ни разу не был.

Дейв застегивает ширинку и подходит к раковине, ставя ступни одну перед другой, как ходят старики, которым неплохо бы сбросить лишний вес. У раковины он осторожно подставляет ладонь под флакон с жидким мылом; в отверстии носика вздувается пенистая блямба, плюхается Дейву прямо в руку.

– Ну надо же, не жизнь, а какая-то научная фантастика. Мало того что сам стареешь, а дети покидают родной дом, так еще и мир куда-то мчится без оглядки, так что о своих счастливых деньках в прошлом можно только мечтать. – Дейв подносит намыленные руки к крану, из которого извергается струя теплой воды. – Проводи побольше времени с Ифой. Ведь как оно бывает: только что носишь свою девчушку на плечах, а через миг ее уже как ветром сдуло и лишь осознаешь то, о чем смутно подозревал: дети, даже самые любимые, даны лишь на время, как бы взаймы.

– Больше всего меня пугает первый бойфренд Ифы, – признаюсь я.

Дейв стряхивает с рук капли воды:

– Да ладно, все будет хорошо.

Похоже, мой болтливый язык напомнил Дейву о Винни Костелло и о том, что предшествовало исчезновению Джеко, поэтому я стараюсь побыстрее сменить тему:

– Пит, по-моему, вполне приличный парень, верно?

– Да вроде бы. Так ведь Шерон у нас переборчивая.

В отраженном зеркалом лице Дейва я ищу невысказанное «не то что Холли», но он меня прекрасно понимает:

– Не волнуйся, Эд, ты и сам хоть куда. Из всех моих знакомых только тебе борода идет так же, как и мне.

– Спасибо. – Я подношу руки к сушилке, раздумывая, смогу ли я и впрямь бросить Холли и Ифу ради работы.

Ну почему Холли ставит меня перед этим выбором?!

Мне ведь просто хочется, чтобы она делила меня с моей работой.

Как я делю Холли с ее работой. По-честному.

– Что, небось страшно возвращаться в Англию на постоянное жительство? – спрашивает Дейв; у бывшего владельца паба великолепно развито чутье.

– Ну, вообще-то, да. Если ничего не изменится.

– Ага. А что может измениться?

– В «Подзорной трубе» предлагают продлить контракт до декабря.

Дейв сочувственно втягивает воздух сквозь зубы:

– Да, трудный выбор. Долг против семьи. Тут я плохой советчик, но, знаешь, мне встречалось немало людей, которым доктора сулили скорую кончину. Оно и понятно, если мне какой-нибудь лекарь скажет, что жить осталось всего несколько недель, то я и сам побегу в паб, где есть сочувственные слушатели и выпивка покрепче. Честно говоря, ни один из этих бедолаг не сокрушался, что уделял работе мало времени.

– Ну, может, они всю жизнь не тем занимались, – говорю я и пристыженно умолкаю: слова звучат слишком легковесно.

Мне не удается пояснить, что я имею в виду: дверь распахивается, и в туалет входят трое ирландских родственников Холли, смеясь над какой-то шуткой.

– Эд, дядя Дейв, вот вы где! – вопит Ошин; за все эти годы я так и не вычислил степень его родства с Холли. – Тетя Кэт велела вас обоих отыскать и привести назад живыми.

– А что за беда-то? Что я такого сделал?

– Расслабься, дядя Дейв. Пора резать свадебный торт, только и всего.

Мы возвращались в Багдад; Азиз сел за руль, чтобы Насер смог без помех рассказать мне о пациентах, расспрошенных в больнице. Эти сведения и снимки, сделанные Азизом, давали хорошую основу для журнальной статьи. Однако под Абу-Грейбом мы угодили в длиннющую пробку. Насер выскочил на обочину возле какого-то лотка и вернулся с кебабом и двумя новостями: чуть раньше произошло нападение на транспортную колонну с горючим, из-за чего на главной багдадской трассе появилась тридцатифутовая воронка, что и создавало основное препятствие; вторая новость заключалась в том, что на ферме к юго-востоку от тюремного комплекса сбили американский вертолет. Мы решили поехать в объезд, чтобы отыскать место крушения. Мы быстренько сжевали куски волокнистой баранины – а может, козлятины, – и у мечети, где мы раньше чуть не огребли неприятностей, Азиз свернул на юг. Как только тюремный комплекс оказался позади, мы увидели тонкий столб черного дыма, поднимавшийся из-за ветрозащитной полосы тамарисков. Какой-то мальчишка на велосипеде подтвердил: да, хвала Аллаху, там действительно сбили американский вертолет «Кайова». Сейчас иракские подростки знали толк в оружии и видах военной техники лучше, чем я в 1980-е разбирался в рыболовных снастях, мотоциклах и списке хитов «Toп-40». Мальчишка, смеясь, жестом изобразил взрыв и добавил, что полчаса назад морпехи сняли со сбитого вертолета двух убитых американцев, так что теперь туда можно подъехать и посмотреть.

Мы перебрались по мосткам через ирригационный канал, пересекли ряд тамарисков и оказались в поле, заросшем сорняками. Дымящийся, почерневший «Кайова» лежал на боку, хвостовую секцию отбросило на противоположный конец поля.

– Ракета «земля – воздух», – предположил Насер, – попала точно в середину. Как мечом разрубила.

У вертолета собралось человек двадцать – мужчины и мальчишки. На дальнем краю поля виднелись фермерские постройки и брошенная техника. Азиз припарковался на обочине, мы вылезли из машины и подошли ближе. Послеполуденный воздух полнился жужжанием насекомых. Азиз снимал на ходу, по мере приближения к сбитому вертолету. А я размышлял о том, что чувствовали пилоты, стремительно несясь к земле. Старик в красной куфии спросил у Насера, не из газеты ли мы, и Насер сказал, что мы журналисты из Иордании, приехали, чтобы опровергнуть лживые вымыслы американцев и их союзников, а потом поинтересовался, есть ли очевидцы крушения. Старик сказал, что ничего не видел и ничего не знает; он слышал только взрыв. Отсюда уехали какие-то люди, возможно, из Армии Махди, но сам он был слишком далеко, да и зрение у него слабое, вон какие бельма на глазах.

В Ираке слишком хорошее зрение может привести к гибели.

Внезапно послышался гул армейских автомобилей, и местные жители тут же бросились врассыпную, но тщетно; два конвоя из четырех «Хамви» в каждом перегородили выходы с поля, и мы снова сбились тесной толпой. Морпехи в полном боевом снаряжении выскочили из машин, наставив на нас дула М-16. Невесть откуда донесся крик:

– Руки вверх! Руки вверх, быстро! Легли на землю, все, живо, отморозки долбаные, али-бабы хреновы, сучары, я вас щас в пыль размажу!

Перевода не дали, но мы и без него поняли смысл сказанного.

– ВЫШЕ РУКИ! – заорал второй морпех, замахиваясь винтовкой на автомеханика в комбинезоне, заляпанном машинным маслом. Тот пролепетал: «Мафи мушкеле, мафи мушкеле», что означало «не проблема, не проблема», но морпех почему-то озверел, крикнул: – Молчать, сволочь! – и пнул механика ногой в живот – у всех внутри сочувственно екнуло; бедняга согнулся в три погибели, кашляя и задыхаясь.