Дэвид Митчелл - Костяные часы

– Найди мне хозяина фермы, – велел морпех переводчику, прячущему лицо под маской, как ниндзя, и сказал в переговорное устройство, что все под контролем, а переводчик стал расспрашивать старика в красной куфии, кто хозяин этой фермы.

Я не слышал ответа, потому что в этот момент какой-то чернокожий морпех навалился на Азиза, грозно приговаривая:

– Сувениры, да? На память, да? Твоя работа, да?

К несчастью, над нами загрохотал «Чинук», заглушая мой голос, а негр сорвал камеру с шеи Азиза, и тот упал ничком. Морпех опустился на колени и приставил к его виску пистолет.

– Погодите! – завопил я. – Это мой фотограф! Он на меня работает!

Но грохот лопастей «Чинука» заглушил и это, а я внезапно оказался на земле, и мощное, защищенное бронещитком колено сдавило мне горло и трахею, и я подумал: «Когда меня убьют, то поймут, что ошиблись», а потом: «Нет, мой труп просто швырнут в канаву на окраине Багдада, и никто ни о чем не узнает».

– Почему такая неблагодарность, Эд?

Я как раз подношу ко рту кусочек свадебного торта, но у Полин Уэббер голос пронзительный, так что теперь на меня с интересом глядят четверо Уэбберов, шестеро Сайксов, Ифа и даже ваза с оранжевыми лилиями. Хуже всего то, что я понятия не имею, кого или что Полин имеет в виду, потому что вот уже несколько минут составляю в уме электронное письмо в бухгалтерскую службу корпорации, которая владеет «Подзорной трубой». Я вопросительно смотрю на Холли, но она по-прежнему прикрывается маской оскорбленной невинности. Впрочем, у меня больше нет уверенности, что это маска.

К счастью, на помощь приходит Ли, младший брат Питера и по совместительству свидетель жениха: его «ключевой компетенцией» является «уклонение от налогов», что не мешает ему считаться экспертом в международных делах.

– При Саддаме Ирак был огромным концлагерем, местом массовых захоронений. Поэтому мы с янки пришли, свергли их диктатора, как говорится, gratis , то есть совершенно бесплатно, – и чем же они нам отплатили? Восстали против нас, освободителей! Неблагодарность глубоко, очень глубоко засела в душах всех арабов. Они ненавидят не только наших парней в военной форме: они ненавидят любого белого человека, правда, Эд? Помните, как они в прошлом году расправились с журналистом? Только за то, что он был американцем. Кошмар!

– У тебя шпинат к зубам пристал, Ли, – говорит Питер.

Разумеется, Ифа тут же спрашивает:

– А как с ним расправились, папочка?

– Давай-ка проверим, – тут же предлагает ей Холли, – чем там занимаются Лола и Аманда за столом для старших детей? По-моему, они там пьют кока-колу.

– Мамочка, ты же от кока-колы не уснешь.

– Да, но ты была такой замечательной подружкой невесты, что сегодня можно сделать и исключение. – Холли уводит Ифу.

Ли по-прежнему не въезжает, что к чему:

– Ну что, шпината больше нет?

– Шпината нет, – говорит Питер, – а вот осадочек остался.

– Чего? Ой … – Ли смущенно улыбается. – Извини, Эд. Наверно, я чуток перебрал.

Вместо того чтобы сказать: «Ничего страшного», я пожимаю плечами.

– Дело в том, – продолжает Ли, – что вторжение в Ирак затеяли исключительно ради нефти.

Если бы все те, кто мне это заявлял, скинулись по десять фунтов, я бы уже купил Внешние Гебриды. Я откладываю вилку:

– Нефть обычно просто закупают. Как мы закупали ее у Ирака и раньше, до войны в Персидском заливе.

– Зато посадить марионеточное правительство гораздо дешевле! – Ли шутливо показывает мне язык. – И легче заключать прибыльные контракты на самых выгодных условиях. Пальчики оближешь!

– Может, иракцам как раз это и не нравится, – говорит Остин Уэббер, отец Пита и Ли, бывший управляющий банка, а ныне пенсионер с унылым взглядом и огромным лбом, выпуклым, как у клингона. – Может, они не хотят, чтобы ими управляли марионетки. Мне такая вот перспектива не слишком бы понравилась.

– Да дайте же Эду ответить на мой вопрос! – возмущается Полин. – Почему вторжение в Ирак пошло вразрез с первоначальным сценарием?

У меня гудит голова. После предъявленного Холли ультиматума я почти не спал и, кажется, перепил шампанского.

– Потому что сценарий был написан не для Ирака как такового, а для некой фантазии на тему Ирака, придуманной Рамсфелдом, Райс, Бушем и прочими. Причем того Ирака, который они себе вообразили по рассказам так называемых «иракских беженцев». Они рассчитывали, что Ирак – цельное, единое государство, как Япония в тысяча девятьсот сорок пятом, – поясняю я. – А выяснилось, что Ирак находится в состоянии хронической гражданской войны между шиитами, составляющими большинство, и меньшинствами суннитов и курдов. Саддам Хусейн, суннит, навязал стране жестокий мир, но после того, как с Саддамом разделались, гражданская война вспыхнула с новой силой и окончательно вышла из-под контроля, так что Временная коалиционная администрация не в состоянии с ней справиться. Для того, кто контролирует ситуацию, нейтралитет невозможен.

Оркестр в дальнем конце зала играет «Танец маленьких утят».

– Значит, сунниты сражаются в Фаллудже, потому что хотят вернуть во власть лидера-суннита? – спрашивает Рут.

– Это одна из причин; но в других местах шииты ведут войну, потому что хотят изгнать из своей страны иностранцев.

– Жизнь в оккупации – не сахар, – кивает Остин. – Это понятно. Но разве иракцам не стало лучше жить?

– Два года назад среднестатистический житель Ирака – мужчина – имел работу. Теперь работы нет. В стране было водоснабжение и электричество. Теперь нет ни воды, ни электричества. Два года назад не было проблем с бензином. Теперь бензина нет. Раньше была развитая система канализации, теперь туалетов больше нет. Детей отправляли в школу, не опасаясь, что их похитят. Теперь это невозможно. Два года назад Ирак был истощен санкциями, но страна худо-бедно жила. А теперь нет.

Похожий на араба официант наливает мне кофе из серебряного кофейника. Я благодарю и думаю, что парень наверняка считает, будто я несу всякую хрень.

– И кто в этом виноват? – интересуется Шерон, готовая обсуждать ближневосточные проблемы даже на своей свадьбе.

– Это смотря кого спросить.

– Вот мы тебя и спрашиваем, – говорит жених Питер.

Я пробую кофе. Вкусный.

– Сейчас Ираком фактически правит Льюис Пол Бремер-третий, приспешник Киссинджера. Возглавив Временную коалиционную администрацию, он издал два указа, которые и стали основой оккупационной политики. Согласно первому указу, все члены партии Баас, занимавшие руководящие посты, были уволены. Один-единственный росчерк пера отправил на свалку государственных чиновников, научных работников, преподавателей, полицейских, инженеров, врачей – в общем, всех тех, кто был необходим для скорейшего восстановления страны. Пятьдесят тысяч представителей иракского среднего класса, потеряв зарплату, пенсию и будущее, теперь всей душой желают, чтобы оккупационный режим потерпел неудачу. Вторым указом Бремер расформировал иракскую армию. Военные не получили ни денежного довольствия, ни пенсий – ничего. Зато появились триста семьдесят пять тысяч потенциальных инсургентов – безработных, вооруженных и обученных убивать. Легко, конечно, судить задним числом, но правитель оккупированного государства обязан предвидеть ближайшее будущее или хотя бы прислушаться к советам тех, кто на это способен.