Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

Удивились друзья пуще прежнего и поехали дальше. Никого не трогали. Только шаурмичнику одному зуб между делом выбили, когда он им сдачи забыл отдать. Случайно. Потом все вместе немного посидели. Чай попили. За жизнь поговорили.

Едут они, едут. Видят – три красавицы у дороги стоят. Руками машут. Губки алые. Ножки загорелые. Волосы до пояса. Прямые. Поняли ребята – Москва скоро. Остановились спросить у девчонок, что и как. Недолгим разговор получился, хоть сладко девочки зазывали к себе в гости в терем придорожный. После того как цену узнали, даже Лешка не захотел задерживаться. Больно много хотели черноокие. Не поддались на их увещевания друзья. А ведь нелегко это было. Красавицы магию мейкапа использовали. Всякие штучки-дрючки умели делать. Про таких в Сказке длинные истории рассказывали. Решили так друзья: выиграем – на обратном пути с ними тоже чай попьем. С клубничкой и сливками.

За пустыми разговорами подъехали к Лужникам. Увидели, что там происходит, заробели малость. Народу разного со всего света понаехало. Все, как на рынке, галдят, ничего не разберешь. Тут тебе и азиаты в смешных кимоно. И черные с вувузелами. И скандинавы в рогатых пластиковых шлемах. Славонцы толпами ходят. Надменные. Носы задрали, флагами бело-розовыми машут. Все ше-ше, же-бже да про пир какой-то дольный. Видать, уверены так в победе. Праздновать собираются. Три друга неласково на них посмотрели. Негостеприимно. Ишь, раскудахтались тут! Еще посмотрим, чья возьмет! Илюша нахмурился. Но стерпел пока.

У входа их уже Денис встретил. Пошли за встречу сосисок поесть да пива попить. С дороги-то да с устатку все вкусно. Три кружечки выпили для начала. Настроение заметно улучшилось. Праздник кругом! Рассказали про старика. Стяг показали. Аникин начал сказочников уговаривать. Очень ему захотелось флаг развернуть и себе на плечи повесить. Видел, что многие так делают. А если выиграет Сборная… Короче, канючил он недолго. Ребята добрые. Быстро согласились. После пятой кружки.

Развернул Аникин волшебный стяг. Осмотрел его со всех сторон. Тоже удивился, что такая вот тряпица… а сила в ней большая. Набросил себе на плечи. Стал между людьми ходить, похваляться. Кто улыбнется ему, кто рукой помашет, а кто и большой палец покажет. В сторону славонцев ходить не стал. Нечего ему на их пальцы смотреть. Дела поважнее есть – победу намаливать.

А на самом стадионе:

– Вперед, Россия! Русские, вперед!

– Уматывайте на фиг!

– Никто вас не спасет!

И музыка такая приятная играет. И Президент приехал. И уже восемь кружек. Хорошо-то как, ребята! Ну, погнали…

Учителя легко узнают друг друга по походке, по затравленному взгляду, по огромному портфелю. Православные священники – по общей волосатости и стриженым усам. Гаишники – по пузу… А болельщики могут своего распознать по взгляду. Взгляды у сидящих вокруг были хорошие. Патриотичные. Все кричали и гнали Сборную на штурм неприятельской крепости. Враги были те – что надо. Должок у них остался перед россиянами после предыдущего чемпионата. Пора отдавать. Места нашим приятелям достались чудесные – все поле видно. А рядом, через сеточку, неподалеку совсем, сидели совсем с другими взглядами. Славонцы. Они радовались, когда на половину Сборной налетали их славонские гусары и рвали, рвали, как когтями, оборону. Возмущались, когда атака шла в другую сторону. Свистели и, кажется, ругались.

Друзья болели неистово. Сами рвались в бой. В беспощадный и последний. Пускались в пляс, когда голы залетали в чужие ворота. Поправляли флаг на плечах Аникина, когда уже Сборная получала пробоину. И молились.

После десятой кружечки одна трибуна резко, как раскат грома, выдохнула:

– Прячьтесь все в уборную!

И трибуна напротив подхватила. Также воинственно:

– На поле наша Сборная!

Илья вытер тыльной стороной ладони свинцовую слезу. И сурово посмотрел в сторону беснующихся в своем секторе славонцев. Пригрозил он им левым кулаком – не помогло, стали факи показывать и ржать как ненормальные. Пригрозил он им правым кулаком – пуще прежнего полетели оскорбления, еще больше факов увидел Илья. Тогда пригрозил он им и левым, и правым кулаками вместе, да еще лицо сохмурил. Не перестали славонцы над ним измываться, как обезьяны бешеные скакали по креслам и пластиковые стаканчики в его сторону кидали. Рассердился тут Илья, откинул соломенные кудри за плечи, сделал пучок и стал хмуро пальцами похрустывать. Аникин терпеть уже не мог. Давно он на месте не стоял, все подпрыгивал, как от нетерпения. Крикнул что-то непонятное и побежал в туалет. В третий раз за матч. А что тут скажешь? Десять кружек – он хоть и русский, да, чай, не железный.

И тут Сборная пропустила. 3:3. С досады Олег руки в карманы засунул. Обиделся. Так бы он, может, долго просидел. Но нащупал, к своему удивлению, в левом кармане камешек как будто. Вытаскивает – вот те на! А это, оказывается, мертвый зуб шаурмичника! Здоровый такой. И весь черный. Как он в карман к Никитичу попал – загадка. Но только показалось это ему недобрым знаком. Взял он мертвый зуб покрепче да как метнет в сторону вражеских болельщиков. Какому-то высокому дядьке прямо в лоб попал. Да отскочил и второму по затылку заехал.

Ох, что тут началось! Опять славонцы про пир свой дольный заорали. При чем он здесь? Еще оказалось, что их мат и русский мат – ну просто одно и то же. Руками замахали, ногами затопали, вроде как смелые. Быстро, правда, успокоились – в наши ворота пенальти как раз назначили. Они вроде уже и праздновать собрались, да пронесло лихо мимо – отбил Иван Давыдов мяч, отвел угрозу от наших рубежей.

Через пару минут бежит Аникин из туалета. Плачет. В сторону славонцев пальцем тычет. Сказать ничего толком не может, лопочет себе под нос непонятно что и всхлипывает с обидой. И стяга при нем нет. Что? Где? Как?

Публика вокруг сердобольная. Кто платочек протягивает. Кто добрым словом поддерживает. Успокаивали, как могли. Даже легонечко по щщам выдали. Стал Аникин более-менее складно излагать. Вот что друзья наши услышали:

– Я только начал… Стою себе спокойненько… А их человек десять вваливается… Громкие все… Возбужденные… Смеются. А один, рыжий такой, на меня уставился. Я сразу понял – что-то не так… Подходит этот рыжий такой. Расстегивает ширинку. И ссыт… Прямо на штаны мне ссыт! Я говорю, что же ты, сука такая, делаешь?! Как же тебе не стыдно?! А он только скалится. Захотел я ему по роже дать. Да куда там! Схватили меня в двадцать рук. Рыжий стяг с меня тянет и ругается еще. Падлюка. Курвой обзывает. Вон, смотри, смотри, как они над ним издеваются.

И правда. По ту сторону сетки славонцы глумились над стягом трехцветным. Прикладывали его к срамным частям тела. Плевали на него. Друг другу перекидывали. И на поле руками показывали. А там Сборная из последних сил сражалась уже. Помочь бы ей, да нет такого правила в мире пока, чтобы болельщики за игроков голы забивать могли. И играть оставалось всего чуть-чуть.