Джойс Оутс - Опасности путешествий во времени [litres]

На ватных ногах выбралась из-за парты и отыскала взглядом Вулфмана. Стоя в центре зала, он складывал синие тетради в стопочку и весело общался с другим инспектором. Для них экзамен ничем не отличался от наблюдения за крысиными бегами в лабиринте, за тем, как голуби тщетно пытаются продавить неподатливую клавишу, как кошки бьются в конвульсиях от электрических разрядов.

Все два часа Вулфман не обращал на меня ни малейшего внимания. Или просто не замечал. Минут через пятьдесят после начала экзамена в другом конце зала поднялась суматоха – кто-то из студентов попался на списывании или внезапно заболел. До меня доносились суровые, приглушенные голоса, топот, когда кого-то выводили из спортзала, но я не обернулась и не знала, участвовал ли в экзекуции Вулфман.

Я поплотнее закуталась в тяжелую куртку на овчине. День выдался морозный – девять градусов по Фаренгейту.

Настоящая зима – диковинное зрелище для обитателя САШ-23. В нашем секторе холодной, снежной зимы не видели уже многие десятилетия – она давно стала пережитком прошлого, воспоминанием, которому так любили предаваться родители.

Из спортзала я вышла последней и, очутившись на улице, невольно зажмурилась.

Все вокруг сверкало белизной. Слепящей белизной.

Вайнскотия-Фолз, штат Висконсин, – край заснеженных холмов и укрытых снегом деревьев. Дивный, живописный край. Но для меня он никогда не станет родным. Не хочу умирать здесь, вдали от семьи, друзей, от тех, кто дорожит мною.

На свежем морозном воздухе изо рта вырывался пар. Несмотря на ранний час, я вдруг поняла, как сильно устала, а впереди еще долгий, мучительный день. Если провалю экзамен, меня лишат стипендии. И испарят.

Спотыкаясь, с трудом переводя дух, я без оглядки помчалась к главному корпусу. Не знаю, шел ли Вулфман следом, но, по крайней мере, ни он, ни кто-либо другой не кричал мне в спину «Адриана! Адриана!».

– Я предупреждал, – сухо оборонил Вулфман.

– О чем?

– Не оригинальничай, не умничай. Отвечай лаконично и по существу.

– Но экзамен слишком примитивный, – упрямо возразила я. – Я бы сдала его с закрытыми глазами.

Вулфман засмеялся. Краска бросилась мне в лицо.

– Я думала, профессор Аксель оценит оригинальный ответ. Покажи ты мое эссе…

– Шутишь? Аксель не проверяет работы лет двадцать. Даже самые блестящие, хотя к тебе это не относится. Аспиранты и те его не заботят, что уж говорить о простых студентах.

Меня больно резануло небрежное «к тебе это не относится». От обиды на глазах выступили слезы. Однако я не сдавалась.

– Айра, дело не в оценках. На экзамене я старалась не ради отметки. Не ради нее училась весь семестр! Читала дополнительную литературу и прочее. Просто, по-моему…

Вулфман сжал мои ледяные пальцы, вынудив замолчать.

– Мэри-Эллен, все кончилось. Ты не провалилась – ну разве только по своим завышенным критериям. Отныне мы с тобой не преподаватель и студентка.

– Адриана!

Лишь наедине Вулфман звал меня настоящим именем. Никто в Зоне 9 не обращался ко мне «Адриана».

В общественных и «полуобщественных» местах он ограничивался «Мэри-Эллен» или чаще всего «мисс Энрайт». Даже в безлюдном дендрарии, где мы гуляли, не касаясь друг друга, не взявшись за руки, но рядом, как верные товарищи.

В бомбоубежище мы не возвращались, но после заката наведывались в квартиру Вулфмана. Ненадолго.

– Официально мы больше не преподаватель и студентка, а значит, имеем полное право видеться. Ничего криминального в этом нет, – утверждал Айра и добавлял: – Все равно ты слишком молодая. Или я слишком старый.

Всякий раз на языке у меня вертелось: «Пусть так, но рано или поздно я до тебя дорасту».

Я часто отправлялась бродить по музею в поисках крутых ступеней, ведущих вглубь помещения, откуда рукой подать до бомбоубежища. Перед внутренним взором всплывал кодовый замок, с которым Вулфман проводил хитрые манипуляции. Увы, мне никак не удавалось вспомнить виденную лишь мельком комбинацию цифр.

Как ни странно, даже мои попытки отыскать вход в убежище не увенчались успехом. Всякий раз на полпути моя решимость таяла, и я спешила обратно, к островку света в передней части музея. Я слышала, как мисс Харли зовет меня, слышала возмущенные голоса посетителей, рассчитывавших обнаружить кого-то за конторкой библиотеки, и опрометью бросалась на рабочее место.

– Мэри-Эллен, где ты пропадала? – возмущалась мисс Харли. – Зову, зову, а ты не откликаешься. Искала тебя по всему музею и не нашла. Возвращаюсь, а ты тут.

– Но, мэм, я никуда не уходила…

Ясное дело, начальница мне не поверила. Однажды я застала возле стола профессора Харрика – он вертел головой, высматривая меня, чтобы вручить очередную партию документов на перепечатку.

Мало-помалу меня охватывала паника: где же я была, если не здесь?

– Чепуха. Тебе померещилось.

Выслушав мой сбивчивый рассказ об иностранных студентах и инциденте в столовой перед экзаменом, Вулфман снисходительно засмеялся.

– Ты переутомилась, перенервничала, вот и почудилось. Забудь.

– А если мы снова встретимся?..

– Не встретитесь, обещаю.

Внезапно вспомнилось: мы прогуливались по Квод-стрит, к югу от кампуса.

В людных местах никто бы не принял нас за влюбленную пару. Просто два посторонних человека столкнулись на улице и им случайно оказалось по пути.

Высокий мужчина лет тридцати, с непокрытой головой, густой темной шевелюрой, черными бровями и задумчивым взглядом. Совсем молоденькая девушка в тяжелой куртке не по размеру, с капюшоном, скрывающим волосы и добрую половину лица.

Девушка, остро чувствующая близость мужчины.

Февраль 1960-го, субботний полдень. Накануне выпал снег. Наспех расчищенные тротуары и дороги сверкают белизной.

Прошлую ночь мы провели не вместе. (Понятия не имею, где ночевал Вулфман, и знать не хочу, приводил ли он кого-то к себе домой.)

Все началось с его: «Давай увидимся. Я соскучился. Новости есть?»

После экзамена, когда я отказалась последовать совету Вулфмана, он наказал меня тройкой за эссе и итоговым «хорошо».

– Жаль, ведь шла на отлично.

Я вздрогнула, как от пощечины, но потом подумала: оценка ничего не значит. Уцелела, и ладно.

Внезапно меня осенило: в Изгнании оценки вообще не играют роли.

После экзамена в манерах Вулфмана появился зыбкий трепет, граничивший то с раздражением, то с заботой. Я отказывалась принять тот факт, что его отношение ко мне отчасти напоминает отношение старшего отпрыска к младшему брату или сестре.

Прогулка в общественном месте, когда так тянет поговорить о вещах, не предназначенных для чужих ушей. Мне хотелось взять Айру за руку, крепко стиснуть ладонь в теплой перчатке, но я не осмеливалась. А еще спросить, не провел ли он предыдущую ночь с женщиной – возможно, с той самой брюнеткой, не сводившей с него глаз в кинотеатре. Как выяснилось, ее звали Корнелия – сокращенно Нелия, – она училась в аспирантуре по специальности «социальная психология». Вопрос рвался с языка, но вмешался голос разума : не лезь. Его личная жизнь тебя не касается. Вы ведь даже не любовники.