Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

— Каждый из нас действует в собственных интересах, — перебил я ее. — Так мир устроен. Просто порой интересы у людей общие, например вырастить ребенка.

— Слишком громкие слова для человека, который не смог перебороть свою ненависть и желчь ради сохранения семьи и воспитания совместного ребенка, — в очередной раз она рубанула правдой. — Хватит выворачивать слова наизнанку. Я, может, была когда-то наивной, но никогда не была тупой, а сейчас и моя наивность пережевана и выплюнута тобой. Мне прекрасно понятно, что ты нас сюда притащил, потому что боишься, что нашими жизнями тебя вынудят сдаться. Не знаю, кому ты там так насолил и почему ты им нужен живой, но мы пешки в твоих разборках, безмолвные и бесправные. И если ко мне ты всю жизнь относился как к мусору, то хотя бы мог подумать о своей дочери и быть мужиком.

Кулак сжался в желании остановить ее речь, но я сдержался.

— Опять бить будешь? — увидела она его. — Или усыпишь меня, как в машине? Зачем ты вообще тогда меня выкрал? Уж лучше подохнуть, чем жить с человеком, которого не любишь и который строит свою власть на насилии, — слез в ее глазах в этот раз не было, но в них был вызов и обреченность.

— Мы опять ушли от конструктивного диалога, — разжал я кулак. — Твоя неприязнь ко мне видна невооруженным взглядом, можешь не озвучивать ее при каждом разговоре. Главный вопрос диспута — как нам жить дальше, — напомнил я Лене.

— Как ты скажешь, так и будем, — выдохнула она, пытаясь успокоиться, — я уже говорила раньше, что мне ясна моя позиция заложницы и пешки. Мне будет очень трудно жить с тобой в одном доме, но, если это необходимо, я готова. Прожила же как-то четыре года, — не упустила она момент еще раз меня кольнуть.

— Хорошо, тогда идем, посмотрим, где нам предстоит жить.

Разговор прошел совершенно не в том русле, как мне представлялось. Хотя кого я обманываю, мне вообще не было ведомо, как этот разговор мог пройти. Успокаивало, что Лена вроде бы смирилась со своим положением, но скорее всего, это было временно и мне еще предстояло не раз встретиться с ее гневом в мой адрес. В любом случае такую цену за свою ограниченную свободу я готов был платить. Не говоря уже о том, что ее ненавистью и гневом можно было немножко подпитываться.

Тихий час закончился, церковный двор вновь был заполнен людьми, преимущественно детьми, среди них бегала и Вера. Ей можно было позавидовать. Всего за полдня она уже нашла новых друзей, ее не напрягала смена локации, и в целом ее детский мирок был чист и прекрасен, это немного успокаивало меня и говорило в пользу моего решения забрать их с Леной.

— Папа, мама! — радостно закричала она, увидев нас. — Вы помирились?

— Да, зайка, — Лена справилась со собой и, присев на колени, поцеловала Веру в щечку. — Пойдем смотреть домик, где мы будем жить?

— А можно со мной пойдет Настя? Она моя лучшая подруга, — спросил ребенок, показывая пальцем в толпу детворы, среди которой, видимо, и была эта Настя.

— Давай сначала мы сами посмотрим, а потом же пригласим туда твоих друзей, — предложил я дочери.

— Ну хорошо, — не особо сопротивляясь, согласилась она.

— Вы готовы идти? — спросила Люда, подошедшая к нам и слышавшая наш разговор. — Ключи у меня с собой.

— Конечно, пойдем, — согласился я, и мы двинулись к выходу с церковного двора.

Вера взяла нас с Леной за руки и, поджав ноги, стала раскачиваться, звонко смеясь, будоража во мне очередные чувства, которые давным-давно были забыты. Улыбка сама появилась на моем лице.

Как и говорил Феликс, дом находился совсем недалеко, скорее всего в целях безопасности или для простоты наблюдения за нами. Всю территорию участка огораживал невысокий кованый забор, как и у соседних участков, видимо, это было какое-то местное требование, которое наверняка тоже было выдумано ради более простого наблюдения за соседями. На участке, кроме дома, находилось несколько клумб, небольшая детская площадка с песочницей и просто пустая площадь с аккуратно подстриженным газоном. Сам же дом правильнее было назвать коттеджем.

Открыв входную дверь, Люда пропустила нас вперед.

— На первом этаже находится кухня, гостиная, кабинет и санузел. На втором хозяйская спальня, детская комната и две пустые комнаты, которые будут обставлены под ваши нужды, и также санузел. Приятного времяпрепровождения, — совершенная отдала мне ключи и исчезла за дверью.

— Хотя бы условия человеческие, — сказала вслух Лена.

— И не придется заниматься уборкой и готовкой, — попытался я вести с женой нейтральный разговор, который бы не разжег в ней новую вспышку ненависти и гнева ко мне.

— Хорошая новость, — ответила она. — И чем же мы тогда будем заниматься последующие десять лет? Если нам не надо работать, убираться в доме, ездить за продуктами.

— Наверно, хорошее время для развития своих творческих навыков, — предположил я. — Считай, что в долгосрочном оплачиваемом отпуске.

— Да, наверно, так оно будет проще думать, — согласилась она со мной.

— Можно я посмотрю свою комнату? — спросила Вера, обнимая меня за ногу.

— Конечно, — разрешил я ей, и она, радостно что-то щебеча, побежала на второй этаж. — Я закажу мебель для оборудования одной из пустых комнат под мою спальню, — сказал я Лене.

— Хорошо. Пойду составлю списки продуктов и всего необходимого.

— Ух ты! — услышали мы крик дочери сверху. — Тут уже есть игрушки, — и сразу послышался звук чего-то высыпаемого на пол.

— Вера! — громко крикнула жена. — Не надо сразу наводить бардак в своей комнате.

— Хорошо, — крикнула дочь ей в ответ.

Эта миниатюра семенной жизни, давно забытой мной, вызвала у меня улыбку и очередной всполох чувств.

Лена ушла рассматривать содержимое холодильника. Вера уже наводила свои порядки в комнате. Применение мне в этом доме пока не нашлось, потому мой путь лежал обратно на улицу.

Вернувшись в объятия знойного лета и закрыв за собой дверь, я увидел Люду, облокотившуюся на калитку.

— Почему-то я так и подумала, что ты там не задержишься, — сказала она. — Не клеится семейная жизнь?

— Есть немного, — признался я, — хотя это было ожидаемо. Даже не знаю, почему мне казалось, что мне удастся все наладить.

— Потому что ты человек, вы от природы глупы и наивны, — неожиданно откровенно ответила она на вопрос, который не был адресован ей.

— Это был риторический вопрос, он не требовал ответа.

— Я знаю, — улыбнулась она. — Нужна моя помощь?

— Одну из пустых комнат нужно оборудовать под мою спальню.

— Ну вы хотя бы планируете жить в одном доме, это уже хорошо.

— Сарказм? — уточнил я, помня некую ограниченность совершенных в умении выражать свои эмоции.

— Так заметно? Я старалась быть искренней, — продолжала она улыбаться.