Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

Собравшись с силами и совладав со своими руками, я поаплодировал своему невидимому собеседнику.

— Это должно меня как-то утешить? — спросил я его.

— Нет. Мне хотелось, чтобы ты понял, кто ты есть. В любом деле мы вынуждены жертвовать чем-либо. Выбирая между поездкой на машине или метро, мы жертвуем либо комфортом, либо временем. Чем более серьезный вопрос и выбор стоит, тем сильнее жертва. В нашей ситуации это ты, ты та жертва, которая необходима не только нам, но и всей России.

— Не надоело прикрываться речами о безопасности и благосостоянии страны? — аплодировать еще у меня сил не было, потому я просто улыбнулся.

— Алексей, мне не нужно в чем-либо тебя убеждать. Мне просто хотелось привнести в твою жизнь немножечко больше смысла. Страной правит не так много людей, и чем стабильнее этот состав, тем стабильнее дела в государстве.

— Избавь меня от этого, — попросил я главного комиссара. — Мой эгоизм не прошибают такие речи.

— Как пожелаешь, — не стал настаивать он. — Тогда нам больше нечего обсуждать. Я искренне надеялся, что твое заточение пройдет в мыслях о твоей пользе, а не во всепоглощающей ненависти к нам.

— Наивный чукотский мальчик, — улыбнулся я. — Прости, что не оправдал твоих надежд.

— Мы можем уже прекратить этот цирк? — в разговор неожиданно влез другой комиссар, и его голос тоже был мне знаком. — Вов, ты закончил свою проникновенную речь и тщетные попытки, можно нам уже использовать Сосуд по назначению?

— Второй Сосуд на моих руках и тоже не хочет, чтобы его превозносили как мученика, — с печалью в голосе сказал главный комиссар, имя которого теперь мне было известно. — Почему у простых людей получается сначала издеваться над человеком или вообще зверски его убить, а потом возвести его в сан святых и молиться на него, а у меня второй раз не выходит?

— Потому что простые люди не спрашивают на это разрешение у жертвы, убил, искалечил, сделал мучеником, Владимир, ну так можно уже? — повторил вопрос второй голос.

— Приступайте, — дал добро главный комиссар. — Только не все разом, пожалейте его психику.

Последняя фраза меня озадачила и насторожила, но спустя несколько секунд я все понял.

Когда тебя отчисляют из института, найти хорошую работу проблематично, но мне повезло. Благодаря папиным знакомствам меня устроили в хорошую фирму на высокую зарплату. Первые полгода я пребывал в эйфории от понимания, что в свои восемнадцать лет и без образования у меня была престижная оплачиваемая работа. Но спустя некоторое время начались проблемы. Придирки со стороны начальства, завышенные требования — все это сильно деморализовало меня, и в итоге работа стала мне ненавистна. Уволиться не было возможности, успев набрать кредитов, я подсел на денежную иглу, с которой слезть труднее, чем с наркотиков.

И сейчас передо мной стоял тот самый начальник, который почти десять лет делал мою работу невыносимой, постоянно провоцируя во мне негативные чувства.

— Здравствуй, Алексей, — теперь я понял, почему второй мужской голос был мне так знаком. — Ты мне так и не предоставил финансовый отчет, — улыбался он, глядя на меня.

— Это все, что ты смог придумать, Константин Геннадиевич? Если это, конечно, ваше настоящее имя, — по сравнению с Лениным предательством, подставной начальник-самодур воспринимался легко, не вызывая шока. Скорее даже наоборот, сразу становилось ясно его поведение все эти годы.

Он был носителем страха, потому он часто угрожал мне увольнением, урезанием зарплаты и прочими административными мерами, способными вызывать страх у простого сотрудника, набравшего кредитов и являющегося единственным кормильцем молодой семьи.

— Мое настоящее имя не имеет значения, — зло сказал он и, прислонив руки к моей голове и груди, забрал часть энергии. — Хорошо! — крикнул он, втянул носом полную грудь воздуха и пошел обратно в темноту.

Мозаика моей жизни постепенно начинала складываться. И я понимал, что не хочу знать, кто еще выйдет из этой темноты, но мое мнение никогда не учитывалось в кругу этих людей.

— Пожалуй, пришел мой черед, — голос уже был женский, и конечно же, знакомый.

Из темноты вышла моя классная руководительница, сопровождавшая меня с пятого по одиннадцатый класс общеобразовательной школы. Она разительно отличалась от прочих учителей. В свои сорок лет она выглядела не больше тридцати, легкий макияж, приятный запах духов, обтягивающие наряды и обворожительный голос сводили с ума весь мужской учительский состав и старшеклассников. Я сам был из тех, кто не раз будоражил свои юношеские фантазии, думая о ней.

Объяснение всему этому было простое, она была носителем страсти. Все это внимание, все эти безответные признания в любви подпитывали ее.

Как ни странно, с ней у меня было связано больше теплых воспоминаний, она не была тем человеком, который пытался испортить мне жизнь.

— Здравствуй, мой любимый ученик.

— Вы каждый будете так здороваться? Это вежливость или какая-то прелюдия? — как выразился мой бывший начальник, мне этот цирк тоже начинал надоедать.

— Все такой же дерзкий, — улыбнулась она. — Раз нет желания пообщаться и вспомнить чудесные школьные годы, займемся делом.

Проделав все те же манипуляции, она получила свою долю моей силы и ушла в конец салона.

Четвертой из темноты вышла незнакомая мне женщина, она была носителем боли.

— Совсем не помнишь? — спросила она меня, видя недоумение на моем лице. — Ты был совсем малюткой. Я твоя няня, сидела с тобой с двух годиков и до школы, мы не рискнули отпустить тебя в социум в таком раннем возрасте.

— Угощайтесь, приятно быть полезным людям, которые воспитывали тебя и так сильно повлияли на твою судьбу, — язвить было все труднее, с каждым знакомством со своим прошлым мое состояние становилось все слабее.

Получив свое, очередной комиссар с довольной улыбкой ушел на свое место.

Развязка была близка, множество личностей проносились в моей голове, которые сейчас могли выйти из темноты, но две из них я очень надеялся не увидеть.

— Вот и все, осталось нас двое, — вновь заговорил главный комиссар — Владимир, — думаю, тянуть уже нет смысла, пойдем вместе.

Из темноты вышли они, держась за руки.

— Нет, — вырвался у меня из груди стон. Мой мир окончательно рушился. — Почему? — слезы покатились у меня из глаз, а в руках из-за потери сил была такая слабость, что я даже не мог их вытереть.

Они молча подошли ко мне и одновременно, положив руки на мою голову и грудь, забрали силу у последних двух чувств, Ненависти и Нежности.

Я потерял сознание.

Это было не наваждение и не сон. Мое сознание просто провалилось в глубокую темноту в желании перезагрузиться. Мне казалось, что это длилось пару секунд, но открыв глаза, я понял, что нахожусь уже не в автобусе, а в помещении, на кровати.