Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

Номер заполняли серные пары, а во рту у него господствовал горько-сладкий миндальный вкус.

Он глянул вокруг одним опустошенным глазом. Номер в «Челси» выглядел так, словно безумная рука бога наложила его на саркофаг в болотистой низменности. Сам он лежал на боку, голова неловко расположилась на некогда белой подушке. Рядом налип одиночный клок волос, от которого в хлопок вдавилось умбряное пятно. Он попытался поднять левую руку смахнуть волосы. Рука двигалась медленно, словно сквозь кисель, потом замерла. Он слегка приподнял голову и глянул вдоль всей длины кровати себе за голые белые плечи. Несмотря на бьющий свет, ясно он ничего не видел. От груди его книзу, похоже, всего его обволакивала черноватая нитратная короста, сходная с хризалидой бабочки. Под этою темною поверхностью он ощущал влажный другой слой, что тепло вжимался ему в кожу, уютно и туго обволакивая его коконом.

Тщетно Хоррор старался подняться со своего ложа экскрементов. Кожа куколки лопнула, и от запаха он чуть было не лишился чувств. Из самой шеи он изрыгнул желтый восковой клей. Побежденный, пал он обратно в свою теплую тюрьму.

За ночь вокруг него выросли чудовищно огромные маки, пыточного цвета розы и белые, как боль, петунии. В ногах у него дала из темного мотка побеги крапива. Сорняки притупляли металлический пощелк говняных мух. Повсюду на поверхности корки сновали жуки-навозники.

Сквозь говно пробивались неоновые трубки, обернутые лысым гибким кабелем, и добавляли комнате своего горящего света. Мириадные фаланги ос захватили все верхние карнизы. Они роились у потолка, словно плотные волны черных волос. На миг он подумал, что обезумел и лежит с падшими солдатами в полях Фландрии, Ипра или Сомм.

Постель хихикала и вздыхала. Она вздымалась почти что разумною жизнью. Вот издала череду хвастливых флатусов, что зловеще разнеслись эхом по всему помещению в поисках выхода.

Огни сотряслись, и от постели поднялся накат пара. К нему все возвратилось. Он вспомнил, как собирал к себе поближе клизменные мешки перед тем, как заснуть. А в теплице ночи они лопнули.

Содержимое клизм осело на нем. Температура стимулировала рост растений. Под грудью у себя он ощутил прискорбное шевеленье, и из ворочающейся массы выскользнула влажная роза.

Меж двух осциллирующих неоновых огней начал материализоваться дрожкий очерк, вроде гигантского раскрашенного вигвама. Комната билась белым, чуть не ослепляя его. Вздрогнув, он опознал в очерке богиню-демоницу Аммут, Пожирательницу Мертвых. Богиня с громом надвинулась. Фосфоресцирующий жир слоновьих ляжек ее смещался и колыхался с яростной неуклонностью. Она доковыляла до неона вокруг изножья его кровати, а затем остановилась пред ним. Передняя часть у нее была крокодилья. Задняя – гиппопотамья. Середина ее была львиной. Долгая крокодилья челюсть осклабилась ему сверху вниз, и могильная вонь ее дыханья затмила даже зловоние номера.

Хоррор вжался в подушку, его ныне сферичное лицо стало совсем детским. Переливчатый жук-навозник с хромовой спинкой прополз ему по голове. Он захныкал и тихим печальным голоском прошептал:

– О Мать-Еврейка, О Мать-Еврейка, Израиль, я сын своего отца. – Он взглянул снизу на демона, а та ткнула нефритовым пальцем в его кровать и рассматривала его озадаченно. Голос Хоррора окреп, когда он продолжил: – Существо, широкое в шаге, кто приходит из Гелиополиса, я не причинял Зла. Нет в животе моем беззаконья, нет во мне злых козней.

Аммут убрала палец и вытянулась к нему. Своим влажным пальцем она постучала по его крючковатому носу.

– Ах ты шалун! – щелкнула ее длинная челюсть. – Чем это ты здесь занимался? Что это ты тут натворил! – Внезапно она отпрянула. Приподняв пред ним свои массивные ягодицы, она шлепнулась в изножье кровати. По говну пробежала волна, подъяв его уровень Хоррору до подбородка. К нему она обратилась спиною. Повернув крокодилью голову, мрачно воззрилась она на него. – Ну, тут я ничего не могу поделать, – сказала она. – Поздно уже для всего этого. О последствиях нужно было думать много лет назад, когда ты только начинал все эти свои глупости. А теперь у тебя нет иного выхода – только вытереть глазки, накраситься и принять лекарство. Хоррор забился в постели, с уст его несся лепет:

– Господь в Святом Храме Своем, престол Господень на небеси, взор Его на Человецех, Он мерит их единым взором.

– А ну-ка прекращай сию же минуту! – Аммут встала. Прогромыхала к нему по кровати, и двинула скользящим ударом ему по голове. – Ты что, не слышал меня, уже слишком поздно нахрен!

– Я поумнею, – пропищал Хоррор высоким голосом. – Богом клянусь!

– Ты всякий раз так говоришь, когда я тебя вижу, но едва повернусь к тебе спиной, ты опять за старое. – Аммут расставила ноги. – Ну, теперь-то уж всё, хватит. То, что у тебя внутри, за этим проследит! – Сине-зеленая шкура у нее на челюсти натянулась. – И виноват в этом только ты сам!

– Озирис, Элои Элои Лама Сабахтани! – Голос Хоррора взмывал к тональности, близкой к истерике. В шершавых свивальниках открылись новые фистулы. Он не успел отвернуться, как на свет комнаты протолкнулась голова бычьеглазого зародыша, и он заорал. У бедер своих он ощутил новое движенье – и понял, что нынче происходит еще одно нечестивое рожденье. Говноложе его, казалось, служит инкубатором, заменой лона. Смутно наблюдал он, как зародыш у его груди соскользнул на пол. От постели раздалась копрофагическая внутриутробная фуга.

– Заткнись! Заткнись! – Аммут сердито топнула огромной своею ногой. На голове у нее железные бигуди, стискивавшие ей короткие волосы на скальпе, зазвякали, сталкиваясь, а ее длинный хвост обернулся вкруг ее разбухающих ляжек. – Жалкий ты мелкий язычник, тебе жопу-то хорошенько выдубят, как полагается. Подумать только, как же мы тебя разбаловали. Розог жалели – и гляди, что их тебя вышло! – Она раздраженно оглядела его сверху. Хоррор лежал молча, из его сломанного носа сочилась кровь. Рот его открывался и закрывался. – О, значит, мы виноваты, а? – Крокодильи глаза в раздражении вперились в него. Воспаленная его молчанием, Аммут выметнула длань и опять стукнула Хоррора по голове. – Ну, можешь тут валяться и терпеть все, что прилетит! – Она ударила его в третий раз. Хоррор не разжимал зажмуренных глаз.

После того, как Аммут прекратила его бить, он все равно мог слышать, как демоница орет и топает по всей комнате, дергая за шнуры и убивая навозных мух.

– Ты посмотри, во что ты превратил свою комнату – а какая вонь! – Аммут вздохнула. – А могла бы стать такой хорошенькой… Конечно, нет смысла теперь все это тебе говорить. Если б только ты меня послушал…

Казалось, голос никогда не смолкнет, и Хоррору стало тошно. У него в кишках вскипали газы.