Николай Олигер - Праздник Весны

Остальное сдѣлали товарищи — строители. Поняли мысль Коро и слились въ одно стремленіе.

Теперь среди храма поднималась изъ каменной глыбы Весна съ тѣломъ Ліи, но не Лія.

А Коро, стоя у лѣсовъ, видѣлъ въ статуѣ и Весну, и Лію. Одно сквозило сквозь другое, сплелось такъ тѣсно, что нельзя было раздѣлить. И художникъ жалѣлъ, что утренній разговоръ былъ такъ коротокъ, слишкомъ коротокъ.

До завтра.

Тогда въ его рукахъ будетъ большой бѣлый цвѣтокъ съ нѣжными лепестками. Лучшій цвѣтокъ изъ сада Ліи.

Написанная на стѣнѣ картина — толпа встрѣчающихъ весенній праздникъ мужчинъ и женщинъ, молодыхъ и счастливыхъ — была почти кончена. Только кое-гдѣ еще краски были слишкомъ тусклы, лежали ненужныя, лишнія тѣни и линіи.

На картинѣ тоже была Лія, — но уже не богиня, слишкомъ великая для человѣческой любви, а только веселая садовница.

Бросала груду цвѣтовъ на своего спутника, а спутникъ былъ — Коро.

Въ голубоватомъ туманѣ свивались гирляндой цвѣты и люди, красивые, свѣжіе отъ утренней росы. И передъ лицомъ богини — застыли въ моментѣ экстаза.

На однихъ подмосткахъ съ Коро, но ниже ярусомъ, работалъ Виланъ. Коро творилъ своихъ людей, такихъ прекрасныхъ, что они походили на боговъ, и боговъ, близкихъ людямъ— а Виланъ освѣщалъ ихъ.

Теперь онъ наполнялъ багровымъ, слегка матовымъ свѣтомъ остывающаго желѣза одежду маленькаго гнома съ морщинистымъ личикомъ, который выглядывалъ изъ лѣпныхъ украшеній надъ боковымъ входомъ. Гномъ— безобразенъ, но такъ было нужно.

— Виланъ! Ты хочешь тоже получить отъ меня праздничный подарокъ?

Виланъ старательно работалъ надъ каждой складкой багряной одежны, и на лицѣ у него, отъ усиленнаго напряженія мысли, выступили мелкія капли пота.

— Да, да, — разсѣянно отозвался онъ на вопросъ художника. — Я надѣюсь, что ты не забудешь и меня, другъ.

— Только ты получишь его немного раньше, чѣмъ слѣдуетъ! — смѣялся Коро. — Не поднимай глазъ кверху въ теченіе пяти минутъ. Всего пять минутъ… Ты слышишь?

— Да, да… Когда я кончу гнома.

Коро выбралъ изъ бѣгущей толпы одно изъ женскихъ лицъ, на переднемъ планѣ, и въ нѣсколько пріемовъ придалъ сходство съ Формикой: лицо не совсѣмъ красивое, но съ волной золотыхъ, искрящихся волосъ, разсыпавшихся по плечамъ и груди во время быстраго бѣга.

— Взгляни, Виланъ! Ты видишь?

Виланъ посмотрѣлъ, придерживаясь одной рукой за желѣзную перекладину лѣсовъ, почти повисъ въ воздухѣ, съ ловкостью опытнаго гимнаста.

— Это Формика? Хорошо. Но для нея самой это былъ бы лучшій подарокъ, чѣмъ для меня.

— Ты думаешь?

— Конечно. Тебя она любитъ больше, чѣмъ меня, хотя мы такъ много работали вмѣстѣ съ нею. Но въ концѣ концовъ лучше было бы, если-бы она пришла ко мнѣ, а не къ тебѣ. Для тебя она недостаточно красива и — не совсѣмъ художникъ. У нея недостаетъ вкуса. Можетъ быть, на нее повліялъ Павелъ. У глубокихъ стариковъ почему-то притупляется иногда чувство изящнаго.

— Я никогда не сойдусь съ Формикой! — серьезно отвѣтилъ Коро. — Я люблю ее, какъ всѣхъ, не больше. Но я хочу, Виланъ, чтобы ребенокъ, которому я дамъ жизнь, былъ красивѣе, умнѣе и лучше меня, а такія дѣти рождаются только въ моментъ восторга. Ты понимаешь? Съ Формикой это невозможно… какъ кажется… Она подходитъ къ тебѣ много больше… много больше… Увѣряю тебя.

— Ты правъ. Я хочу надѣяться на завтрашній праздникъ. Въ пылу веселья любовь крѣпнетъ. Но если Формика не захочетъ придти ко мнѣ, то, видишь-ли, я не буду очень огорченъ. Для меня жизнь пока еще достаточно весела и разнообразна, — и безъ женщины. У меня не такая глубокая натура, какъ у тебя. Всего этого свѣта, этого пестраго пламени для меня достаточно. Я вношу его всюду, куда прихожу. Оно слушается каждаго изгиба моей мысли, а когда вздумаетъ упрямиться— я принимаюсь за работу снова… Послѣ праздника я отправлюсь далеко, за океанъ, на сѣверъ. Меня давно уже звали туда. Тамъ я буду устраивать воздушный маякъ. Ты понимаешь, какъ это прекрасно? Цѣлые потоки, цѣлое море свѣта… И я буду купаться въ немъ столько дней.

— Свѣтъ, свѣтъ… всегда свѣтъ! — покачалъ головой художникъ. — Мнѣ было-бы скучно.

— Я говорю, что для тебя этого недостаточно. И, поэтому, тебѣ трудно будетъ найти женщину, которая вполнѣ подходила-бы къ тебѣ.

— Я нашелъ уже! — вскричалъ Коро. — Я нашелъ!

И, взявшись снова за свои инструменты, онъ бросилъ на грудь Формики одинъ изъ тѣхъ цвѣтковъ, которые разсыпала Лія.

Кончали. Послѣдніе мазки. Послѣдніе удары.

Одни за другими исчезали послѣдніе лѣса и подмостки, вносившіе своими угловатыми металлическими переплетами пятна безобразія въ общую гармонію.

Акро, художникъ, одинъ изъ тѣхъ, которые высѣкали изъ камня изображеніе Весны, освобождалъ мозаичный полъ храма отъ временнаго покрова, предохранявшаго мозаику отъ пятенъ и царапинъ. Ему помогалъ Виланъ, который чувствовалъ себя немного утомленнымъ и поэтому хотѣлъ теперь взять на себя болѣе легкую работу.

Механики провѣряли дѣйствіе приборовъ.

Коро дѣлалъ послѣдній осмотръ всей скульптуры и живописи, взявъ себѣ въ помощники Абелу.

Тонкая и подвижная, она поспѣвала всюду прежде него самаго. Въ темномъ костюмѣ, усѣянномъ золотыми блестящими пчелками, то мелькала на узкой баллюстрадѣ, подъ самымъ куполомъ, то свѣшивалась надъ головой каріатиды. И гордилась, что Коро, проходя послѣ нея, не замѣчалъ уже никакихъ недостатковъ.

Въ живописи онъ былъ ея первымъ учителемъ. Теперь она сама сдѣлалась хорошимъ мастеромъ и— женой Акро, который любилъ ее за смѣлые пріемы работы и за быстроту ея гибкихъ движеній, за глубокое знаніе искусства и за взглядъ большихъ синихъ глазъ, свѣтившихся подъ темными бровями.

У Акро былъ большой лобъ и выпуклый черепъ, спрятанный въ свѣтлыхъ, почти льняныхъ, кудряхъ. И глаза его походили на стальные, а когда онъ имѣлъ дѣло съ твердымъ гранитомъ, то изъ нихъ, какъ будто, сыпались искры. Онъ былъ силенъ такъ-же, какъ Коро, и его мысль была настойчивѣе, но, чтобы она начала работать, ей слѣдовало дать исходную точку. Вмѣстѣ съ Коро они творили боговъ.

— Коро, здѣсь сдѣлано дурно! — звала Абела изъ глубины портика. — Слишкомъ мало свѣта, а изгибъ карниза неправиленъ. Этого никто не увидитъ на праздникѣ, но все равно… Мы не должны такъ оставить, не правда ли?

— Конечно. Это безобразно.

— О, Коро, какъ я испугалась сегодня рано утромъ, когда тебя еще не было! — говорила Абела за работой. — Мнѣ показалось, что въ каменной глыбѣ, на которой стоитъ Весна, есть трещина. Маленькая, почти незамѣтная, но все-таки трещина. Я позвала Акро. Онъ тоже поблѣднѣлъ и глаза у него сдѣлались совсѣмъ зеленые. Такъ всегда бываетъ, когда онъ волнуется… Но оказалось, что настоящей трещины нѣтъ, — просто царапина. Все очень прочно. А какъ это было бы ужасно! Вѣдь мы не успѣли бы до завтра поставить новую глыбу… Подожди, я поднимусь наверхъ вмѣсто тебя. Ты тяжелъ, какъ статуи Акро. Подмостки гнутся.