Николай Олигер - Праздник Весны

— Да, я думаю! — съ недоумѣніемъ отвѣтилъ Акро. — Но почему тебя заботитъ это? Заботитъ его любовь.

— О, любовь… Повѣрь, что Коро интересенъ для меня, главнымъ образомъ какъ художникъ, а не какъ обыденный человѣкъ. И вотъ я боюсь, какъ бы человѣкъ не поглотилъ въ немъ художника… Однимъ словомъ, — не упадетъ ли теперь уровень его творчества.

— Я думаю, что онъ дастъ намъ теперь еще лучшее, чѣмъ прежде. Его душа развернулась, какъ цвѣтокъ, которому пришло время. Передъ нимъ — столько новыхъ достиженій и столько возможностей. Нѣтъ, онъ дастъ еще нѣчто лучшее.

— И всетаки, я боюсь… Я боюсь, когда люди слишкомъ поглощены сами собою, своимъ собственнымъ "я": И, знаешь, если бы я узнала… если бы я узнала, что эта прекрасная, спокойная женщина мѣшаетъ ему быть тѣмъ, кѣмъ онъ былъ до сихъ поръ, я пришла бы къ ней и сказала прямо — ты похитила у насъ нашего Коро, который всѣмъ намъ вмѣстѣ болѣе дорогъ, чѣмъ тебѣ одной. И намъ онъ давалъ наслажденія болѣе возвышенныя, чѣмъ даетъ тебѣ, потому-что эти наслажденія вѣчны, какъ само искусство. Ты прекрасна, но всетаки ты недостойна того, чтобы отнять его у насъ. Поэтому— уйди. Оставь его такимъ, какимъ онъ былъ до тебя.

Акро насмѣшливо покачалъ головой.

— Пожалуй, не выйдетъ ничего особенно хорошаго изъ такого ходатайства… А кромѣ того, — ты очень жестокій человѣкъ, Мара. Я не подозрѣвалъ этого.

— Нѣкоторые думаютъ иначе.

— Да… Можетъ быть, Кредо?

Мара посмотрѣла на него вызывающе. И въ ея глазахъ появилось тоже выраженіе, какое бывало у нея, когда она заставляла подчиниться себѣ глыбу твердаго камня.

— Кредо принадлежитъ мнѣ. Я не знаю что онъ думаетъ о нашей связи и обо мнѣ самой. Это безразлично. Но онъ принадлежитъ мнѣ, какъ ребенокъ своей матери.

И она повела скульптора къ обширнымъ складамъ заготовленнаго для постройки камня, дѣловитая и увѣренная въ себѣ, какъ всегда.

Огромные камни, цѣлыя скалы, насильственно отторгнутыя отъ груди земли, лежали здѣсь въ чудовищномъ хаосѣ, перемѣшанныя съ небольшими, тщательно выдѣланными плитами, — матеріаломъ для болѣе легкихъ стѣнъ и перемычекъ. Бока каменныхъ глыбъ были источены, изгрызаны остріями исторгнувшихъ ихъ машинъ, и даже воображеніе Арко не могло представить этотъ грубый матеріалъ въ видѣ законченныхъ, тщательно отдѣланныхъ статуй, монолитныхъ колоннъ, массивныхъ украшеній съ глубоко врѣзанными тонкими барельефами. Громадность предстоящей работы почти подавляла скульптора и онъ молча выслушивалъ объясненія Мары. И онъ подумалъ еще, какъ ничтожны и жалки сами по себѣ человѣческія руки безъ помощи одухотворившаго ихъ утонченнаго ума, безъ помощи всѣхъ этихъ сложныхъ ухищреній техники, воплотившей тончайшія фибры мышленія въ стальныхъ членахъ машинъ.

— А всетаки, въ жизни есть извѣстный круговоротъ, что-бы ни говорили наши ученые! — сказала Мара, когда они возвращались обратно. — Конечно, жизнь не символизируется въ замкнутомъ кольцѣ, но если бы я захотѣла изобразить ходъ эволюціи одной простой линіей, я изобразила бы ее въ видѣ спирали, постоянно подни-мающейся кверху своими оборотами. Ты, конечно, знакомъ съ немногими изъ уцѣлѣвшихъ старинныхъ зданій, съ этими отвратительными ящиками изъ наскоро обожженной глины и скрѣпленнаго проржавѣвшимъ желѣзомъ бетона. А между тѣмъ, и эти ящики были нѣкоторымъ прогрессомъ въ сравненіи съ самыми древними развалинами, которыя такъ же, какъ и наши зданія, сложены изъ обдѣланнаго дикаго камня. Мы совершили во времени только одинъ кругъ спирали, но по вертикальной линіи мы стоимъ много выше тѣхъ, кто пользовался для одной и той же цѣли одними только грубыми руками, а не могучими тонкими машинами. Благодаря этимъ машинамъ для насъ теперь выгоднѣе брать нашъ матеріалъ изъ неисчерпаемаго запаса самой природы, а не готовить его искусственно, — будь это обожженая глина, или дрянное желѣзо, обмазанное сѣрой замазкой, которая трескается и лупится, какъ больная кожа.

— Я не знаю, что дороже и что дешевле! — сказалъ Акро. — Это меня не касается, потому что это хорошо высчитаютъ хотя-бы старый Павелъ и его ученики. Но то, что мы дѣлаемъ, — красивѣе и крѣпче. Хотя, конечно, современемъ придумаютъ еще что-нибудь другое. Лишь бы не ушла тогда изъ нашихъ построекъ вся та поэзія, которую мы нашли и примѣнили съ такимъ трудомъ и такой борьбой.

Мара приложила палецъ къ губамъ. Скульпторъ посмотрѣлъ по направленію ея взгляда и замѣтилъ Коро и Лію, которые шли рядомъ по узкой тропинкѣ. Лицо художника было взволновано и красныя пятна румянца рдѣли на его щекахъ. Онъ въ чемъ то горячо убѣждалъ свою подругу, а она шла своей спокойной походкой и время отъ времени дѣлала жесты отрицанія, которые, видимо, раздражали художника.

— Ну, да — прошептала Мара. — Это уже начинается.

На темномъ, почти черномъ небѣ рисовался тонкій серпъ новой луны, блѣдной мертвой луны, которая столько тысячелѣтій освѣщала уже на землѣ обращенное къ небу мыслящее лицо человѣка. Потомъ этотъ серпъ началъ походить на серебряную лодку съ приподнятымъ носомъ и кормой. Его слабый голубой свѣтъ смѣшивался на мѣстѣ постройки съ пылающими лучами фонарей, при свѣтѣ которыхъ производились спѣшныя работы по укрѣпленію фундамента. Съ каждымъ днемъ луна становилась все ярче, и скоро уже полный серебряный кругъ подолгу стоялъ на небѣ. Началъ уменьшаться въ опредѣленное законами міра время, сжался опять въ тоненькую, почти незамѣтную полоску и исчезъ совсѣмъ. Первый мѣсяцъ работъ закончился.

И когда выглянулъ новый серпъ новой луны, онъ увидѣлъ тамъ, гдѣ такъ недавно были только безпорядочныя глыбы камня и груды разрытой земли, — стройныя темныя стѣны новаго зданія, еще шероховатыя и лишенныя всякихъ украшеній и не увѣнчанныя кровлей, но уже хранившія въ своихъ очертаніяхъ обшій намекъ на то, что должно было здѣсь возникнуть. Такъ совершалось вѣчное чудо — чудо человѣческаго творчества.

Акро работалъ, не покладая рукъ. И помогавшая ему Абела иногда въ изнеможеніи бросала инструменты, потому-что ея хрупкіе члены не могли выдержать того, на что были способны желѣзные мускулы и желѣзная настойчивость ея товарища. Она уходила на нѣсколько часовъ побродить по окрестностямъ и съ сожалѣніемъ вспоминала о струистой рѣкѣ, которая омывала подножіе храма Весны. Въ этихъ прогулкахъ къ ней присоединялась иногда Лія. Ея фигура нѣсколько утратила свою стройность и въ походкѣ появились какія-то особенныя, раскачивающіяся движенія. Лія ждала ребенка.

Абела съ любопытствомъ слѣдила за тѣмъ новымъ, что она замѣчала въ своей подругѣ вмѣстѣ съ ростомъ ея ребенка. Другія улыбки были у Ліи, и другія слова, мягкія и сосредоточенныя, и вся она, какъ будто, еще глубже ушла въ свое "я", отгородилась отъ міра сознаніемъ своего новаго назначенія.