Николай Олигер - Праздник Весны

И она разсказала о Формикѣ,—и Виланъ почувствовалъ, какъ сердце у него сжалось, — но совсѣмъ немного и совсѣмъ ненадолго. Потомъ онъ подошелъ къ Ліи, поцѣловалъ ее и сказалъ:

— Это для тебя и для Формики. Ты передашь ей отъ меня, если я еще не скоро увижу ее.

Кончилась новая схватка въ вѣчной борьбѣ между днемъ и ночью, — и на этотъ разъ побѣждала ночь. Густая тѣнь охватила все небо, душила слабую зарю, которая медленно умирала.

Виланъ стоялъ на площадкѣ маяка и смѣялся.

— Пусть! Она не знаетъ какое оружіе мы для нея приготовили… Ковали зиму и лѣто и выковали славный мечъ.

Крѣпкій морозъ щипалъ ему лицо, но онъ не замѣчалъ ничего. И подъ маской смѣха скрывалъ безпокойство: будетъ-ли все такъ, какъ предположено по разсчетамъ? Ни въ одномъ сооруженіи Вилану и механикамъ не приходилось еще побѣждать столько трудностей, какъ здѣсь, на этой черной скалѣ. Столько разъ побѣда казалась уже совсѣмъ близкой, но какая-нибудь непредвидѣнная, ничтожная случайность разстраивала всѣ предположенія. У ледяной пустыни были свои суровые законы. Робость и неувѣренность въ своихъ силахъ всегда охватывала Вилана въ послѣднюю минуту, — а здѣсь, во льдахъ, тѣмъ болѣе тревожила невѣдомая опасность.

Съ верхней площадки онъ сотни разъ спускался внизъ, въ подвалы, удивляя привычныхъ къ точнымъ разсчетамъ механиковъ своей ненужной суетливостью. Его безпокойствомъ волновалась и Астрея.

— Мнѣ всегда казалось, что вы задумали слишкомъ дерзкое дѣло… Посмотри: поднимается туманъ и темнота еще сильнѣе сгустится. Вашъ огонь будетъ здѣсь, какъ ничтожная искорка.

Иглистый морозный туманъ плотнымъ облачкомъ ползъ съ юга, охватилъ подножіе башни, тянулъ все дальше и дальше безформенныя цѣпкія руки. Издали казалось, что снѣгъ вдругъ сдѣлался легкимъ, поднялся и волнуется въ воздухѣ.

— Побѣда или пораженіе, — но вы должны быть свидѣтелями! — говорилъ Виланъ, провожая своихъ друзей на верхнюю площадку, откуда все поле будущей битвы было передъ ихъ глазами. И опять скрылся за стѣной рычаговъ, колесъ и скрѣпленій.

Акро старательно укутывалъ Абелу въ теплую одежду.

— Такой климатъ — не для пчелки. Кажется, одна только Астрея чувствуетъ себя здѣсь совсѣмъ хорошо.

Абела смѣялась.

— Ну, я думаю, и Виланъ также. Отъ мороза его лицо похоже на желѣзо, но онъ никогда еще не былъ такимъ бодрымъ. Для Кредо было бы полезно, если бы онъ пожилъ здѣсь немного. Ты не находишь, Кредо?

— Здѣсь?

Писатель почти съ отвращеніемъ передернулъ плечами. Этотъ край представлялся ему огромной могилой, — а онъ слишкомъ уже много могилъ видѣлъ за послѣднее время, чтобѣ и здѣсь стоять передъ вѣчнымъ зрѣлищемъ смерти.

— Не знаю, гдѣ я теперь найду себѣ мѣсто. У меня былъ мой рай, но его отняли. Можетъ быть, такъ и слѣдовало сдѣлать. Но что же мнѣ дали взамѣнъ? Вотъ, вы ждете побѣды, а мнѣ жаль будетъ, если даже и сѣверная ночь будетъ побѣждена. Скоро не останется ничего, передъ чѣмъ остановилась бы ваша грубая сила.

Легкій, дрожащій гулъ отозвался въ стѣнахъ башни. Механики пустили въ ходъ свои машины.

— Смотрите! — кричала Абела. — Смотрите.

Первый, еще слабый и, какъ будто, робкій, лучъ свѣта вырвался изъ башни. Морозный туманъ злобно охватилъ его со всѣхъ сторонъ, смялъ, погасилъ. Онъ едва могъ прокладывать себѣ дорогу, уже побѣжденный, и совсѣмъ погасъ, не добравшись до горизонта. Астрея вздохнула. Вѣдь она говорила ему, этому упрямцу, что такъ и будетъ. И сердца строителей сжались тревогой за товарища. Они знали, какъ тяжело отзывается на немъ всякая неудача въ излюбленномъ дѣлѣ.

Но послѣ перваго приступа слабости лучъ понемногу окрѣпъ выросъ. Нащупалъ своимъ остріемъ край неба. Мѣстами почти совсѣмъ прерывался, мѣстами казался болѣе яркимъ. Словно проложилъ первыя вѣхи для торной дороги.

И по этимъ вѣхамъ сразу искристымъ, пламеннымъ водопадомъ хлынулъ огромный, могучій потокъ свѣта, метнулъ прочь туманную тьму, раздавилъ ее такъ же, какъ она пыталась смять его передового гонца. Выбросилъ побѣдное огненное знамя на далекой тучѣ и медленно, неспѣшно обошелъ всю пустыню, возвратившись опять къ исходной точкѣ. И вездѣ, гдѣ проходилъ онъ, воскресалъ день, снѣгъ блестѣлъ и переливался радугой, голубѣли прозрачные льды.

Маякъ былъ готовъ. Онъ указывалъ и освѣщалъ путь господамъ земли въ покоренномъ царствѣ темноты и холода.

— Онъ погаснетъ! Что если онъ погаснетъ? — шептала Астрея.

Но свѣтъ не погасалъ. Онъ горѣлъ теперь легко и ярко, шутя разбивая туманъ, и побѣдное знамя волно-валось на тучѣ, а черныя стѣны башни вздрагивали и трепетали отъ напряженной работы машинъ.

Пришелъ Виланъ, — утомленный и блѣдный даже сквозь свой зимній загаръ. Только теперь, когда побѣда была обезпечена, сказалась усталость.

— Вѣдь это недурно сдѣлано, друзья?

Вмѣсто отвѣта Астрея прижалась къ нему, какъ ребенокъ.

— Ты сильнѣе… А я и не знала, что ты такой хорошій… большой… великій… Какъ я люблю тебя!

Виланъ и Лія — вдвоемъ.

— Я знаю, что все будетъ хорошо, разъ ты сама сдѣлала это. Ты сама ввела третью въ нашъ союзъ и я чувствую, что такъ будетъ хорошо. Потому что если онъ не можетъ жить безъ тебя, то онъ такъ же и не можетъ быть настоящимъ Коро безъ Формики. Чтобы насладиться тихимъ покоемъ плодовитаго творчества онъ долженъ повременамъ кипѣть. И душа его будетъ ясна, какъ твои глаза.

— И тебя не огорчаетъ, что теперь ты теряешь Фор-мику, можетъ быть, навсегда?

— Ты знаешь, что во мнѣ нѣтъ зависти. А кромѣ того — я почти доволенъ и тѣмъ, что имѣю.

— Теперь твое дѣло здѣсь кончено. Ты отправляешься съ нами?

— Отправляюсь съ вами?

Онъ замялся.

— Ты поймешь это, Лія. Астрея любитъ сѣверъ. И съ тѣхъ поръ, какъ она здѣсь, я тоже люблю ея льды и снѣга. Кромѣ того, я люблю свѣтъ, а теперь его здѣсь въ избыткѣ и никакая ночь не страшна мнѣ.

— Ты хочешь остаться?

— Долженъ же кто-нибудь наблюдать за огнемъ. Большинство механиковъ тоже уѣзжаетъ на югъ. А я пока останусь здѣсь, вмѣстѣ съ Астреей. Конечно, я могъ бы найти себѣ занятіе покрупнѣе, чѣмъ присмотръ за уже готовымъ огнемъ. Но я знаю, что пока мнѣ будетъ хорошо и здѣсь.

— И надолго?

— Едва ли. Я не закрываю глазъ на то, что есть. Астрея немножко требовательна. Должно быть, она слишкомъ уже сѣверная. И когда мы охладѣемъ другъ къ другу, ничто не будетъ больше удерживать меня здѣсь. Коро, говорятъ, затѣваетъ новую большую работу. Надѣюсь, что тамъ и для меня хватитъ достаточно дѣла.

Лія улыбнулась. Виланъ простодушно признавался въ той деспотической власти, которую имѣла надъ нимъ сѣверная женщина. Не хотѣлось уѣзжать безъ Вилана, но уговаривать его было безполезно. Придетъ время и онъ самъ займетъ свой постъ среди строителей.