Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

Уже через двадцать минут мы сидели в своей облюбованный квартирке и смотрели на двух прикованных к давно холодным батареям грабителей. Старшего, как оказалось, зовут Федя. Федя и Эдя. Становилось не так уж и скучно…

Восемь вечера. Отец вернулся с рынка. Лиза со своими пацанами, за день прилично обустроила наше убежище. Мы с Сергеем успели опустошить его фляжку, плюс ещё, заначеную на чёрный день, бутылку коньяка, спрятанную в глубинах багажника. И вот мы сидим, всей нашей большой разношёрстной компанией и любуемся двумя недобандитами. Они связаны по рукам и ногам липкой лентой, скованы с ржавыми радиаторами прочными узами железных тросиков, которые также нашлись в такой «запасливой» машине Сергея. Вот они — две человекоподобные гусеницы. Даже сорвавшись с привязи, смогут лишь неуклюже ползти. За целый день мы так и не решили, что с ними делать дальше.

Сергей предлагал, просто-напросто, грохнуть налётчиков. Лиза была категорически против. Младший сын гуманистические взгляды матери поддерживал. Старший был настроен более воинственно и выступал на стороне Сергея. Я же снял с себя бремя выбора, обозначив свою позицию как нейтральную, мол, «как все — так и я». Вернувшийся под вечер отец, также не смог разрешить наш спор, так как оказался в полном замешательстве и тоже понятия не имел, что полагается делать при такой щекотливой ситуации.

— Ну и что? Так и будем на них пялится? — в который раз раздражённо вопрошает Сергей. — Скоро ночь! Мало того, что следить, чтобы такие как эти, — кивнул он на пленных, — нас не прирезали, так ещё и за нашими «гавриками» глядеть? Я вам уже говорил…

— Хватит, — чуть гаркает отец. — Живодёр хренов… А вы с ними говорить пробовали? — спросил он у всех сразу и ни у кого конкретно.

Ответа не последовало и он, пожав плечами, встал с пола и подойдя к пленным сорвал с их ртов обрезки липкой ленты. Послышался двойной резкий выдох, а затем глубокий вдох.

— Будете шуметь — обратно пасти заклею! Ясно? — предостерёг их Сан Саныч от воплей о помощи.

Федя и Эдя дружно и часто закивали. Они слышали о предложении пустить их в расход и с учётом того, что данный вариант пока никто в корзину не отбрасывал, были тихими и вообще «пасочками».

— Пить хотите? — первым проявляет участие Лёша, также предлагавший пустить налётчикам-недоучкам кровь.

— Ага, — радостно отзывается Федя. — А поесть — ничего нету?

— Может хоть сублимат какой? — тут же подхватывает Эдя.

— Ха! — хохотнул Сергей, всем своим видом выражая полное недоумение, граничащее с культурным шоком. — Вы видали? Может вам ещё пятки почесать и массаж сделать?!

Наши, с позволения сказать, гости тут же притихают. Им страшно, что неудивительно. Они такие же «головорезы», как и мы, а потому не знают, как поступили бы сами. От того и страшно. Мысли об убийстве есть. Их не может не быть. Ведь нас они были готовы пристрелить — это точно. Но, судя по ним, готовы лишь в горячке, когда выхода другого нет. А так, чтобы методично, с чувством, толком и расстановкой отправить человека на тот свет — не думаю. Слишком они мягкие, что ли… А может, это лишь маска, дабы усыпить бдительность. Может, они только кажутся не страшными. Хотя, навряд ли. Настоящие головорезы никогда бы не допустили таких серьёзных тактических ошибок, что даже дилетанты смогли их обставить. Интересно, кто они вообще такие?

— Вы кто? И чего здесь забыли? — решаю удовлетворить свой интерес не прибегая к уловкам.

— Здрасте… — выдавив улыбку, здоровается Федя, будто мы впервые друг друга увидели. — Я Фёдор, а это, — кивает на подельника, — Эдуард.

— Да, знаем мы кто из вас кто! Биба и Боба вы — два долбоёба! — встревает Сергей. — Не бесите нас!

— Хорошо, хорошо, — внезапно тоненьким голоском, успокаивает Федя разбушевавшегося и хмельного Сергея. — Мы обычные люди. Ну, чуть подзаработать решили. С кем не бывает, правда?

— Правда, — охотно соглашаюсь. — А это, — беру в руки обрез двустволки, — трудовая книжка, так?

— Да ладно вам! — продолжает Федя. — Он даже не заряжен.

— Да ты что? А это что? — переламываю обрез и являю тусклому свету нетронутые бойком патроны.

— Они бракованные, — с сожалением констатирует Эдя.

— Чего? — удивляется уже отец.

— Бракованные, говорю, — настаивает на своём младший грабитель. — Пробку выньте…

Я с недоверием смотрю на «братцев-гусениц», извлекаю из ствола один патрон, а из кармана небольшой раскладной нож и, не без усилий, лишаю красный цилиндрик девственности, которая на поверку оказывается «не первой свежести». Переворачиваю и высыпаю на ладонь соль. Смотрю внутрь — вижу дно. Ни пороха, ни дроби или картечи — ничего. Сергей сначала кудахтает, пытаясь сдержать смех, потом разрывается от хохота. Это заразительно. Ржать, словно кони, начинают все. Особенно смешно нам с моим бывшим начальником — двум вооружённым людям, которых взяли «на пушку» в прямом и переносном смысле. Причём, взяли двое, судя по всему, незадачливых товарищей, неспособных проверить боеспособность своих боеприпасов.

Смех и радость пропитывает каждого. Даже связанные Федя и Эдя, сначала скупо улыбаются, а потом смеются в голос — не напоказ, чтобы вызвать симпатию, а по-настоящему. Такое нельзя изобразить. Смеётся отец, смеётся Лиза, Димитар с Лёшей тоже хохочут, то и дело, смахивая слезы. Как мне на миг показалось — мы счастливы. Вот оно — такое простое, и такое незатейливое это счастье. Впервые за последние двое суток нам стало хорошо, и даже чувство тревоги куда-то улетучилось. Оно, конечно, не исчезло. Просто, наверное, ему тоже стало весело, и оно изменило самому себе, впрочем, все понимают — ненадолго.

Сквозь сон доносится шум возни и неразборчивый шёпот. Глаза чуть приоткрываются и слипаются вновь. Как же сладко спалось. Как же сладко… Подношу к глазам запястье, с усилием проделываю меж век щёлочку. Взгляд фокусируется — маленький экранчик показывает 6:34. Тьма снова застилает взгляд. Ещё можно. Ещё слишком рано, чтобы дать свету взойти на трон. Эпоха тьмы ещё не миновала — можно поспать. Пытаюсь снова погрузиться в оборванные сновидения. Я уже не помню, о чём они были, но знаю — были приятны. Ведь, я проснулся с улыбкой, я это чувствовал и это было прекрасно. Но, снова слышится возня и снова раздражённый шёпот. Звуки из комнаты, где ночевали наши пленники. Там же дежурил Сергей — в этот раз блюсти безопасность под утро выпало ему.

Снова мучительно трудно размыкаю веки и выковыриваю из уголков глаз «остатки сна». На ощупь нахожу лежащий рядом «Ярыгин», снимаю с предохранителя и, наконец, встаю. Делаю несколько шагов и наблюдаю, как Сергей ругается с Федей и Эдей, шёпотом, чтобы не разбудить остальных. Те тоже не превышают заданный звуковой барьер, и даже делают знаки Сергею, чтобы тот говорил потише.