Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

Лежим, почти не дышим. Слышим впереди шуршание сухой травы. Сергей медленно достаёт из кармана пистолет, я делаю то же самое. Поворачиваю голову назад и понимаю, что у отца оружие было наготове уже давно. Нервы словно перетянутая струна — вот-вот лопнут. Сквозь полутораметровые иссушенные заросли вижу силуэт. Снимаю «Ярыгина» с предохранителя. Он уже готов выплюнуть из своей хищной пасти резиновую пулю, способную вывести из строя противника. Она не убьёт. Но болевой шок блокирует, связывает врага по рукам и ногам, хотя бы на короткое время, которого должно хватить, либо, чтобы добить ножом, либо, чтобы сбежать. Это если враг один. А если…сколько я их там насчитал? Палец ложится на курок и…

— Свои! — слышу голос Феди, от сердца отлегает.

— Какие, на хрен, «свои»? — огрызается Сергей, но по голосу понятно, что на его губах улыбка.

Нас — лежащих на пузе меж жухлых кустов, становится на двое больше. Как бы Сергей не отрицал — он рад, что к нам присоединились наши грабители-недотёпы. Ничто так не объединяет, как общая беда. И ничто так не отдаляет людей друг от друга, как благодать. Видимо, беды и несчастья и были придуманы для того, чтобы человек мог оставаться человеком. «Испытание свыше», кажется, так говорят? Что ж, может они и правы…

Проходит час. Мы лежим, наблюдаем, как в окнах уже не нашей квартиры мелькают силуэты. Поначалу, незнакомые лица всматривались в пустырь, иногда, даже в тот квадрат, где мы укрылись. Тогда мы, не сговариваясь, переставали дышать. Казалось, я слышал биение не только своего сердца, но и лежащего рядом. Проходит второй. Силуэты всё ещё мелькают, а мы всё лежим. Тянется третий, потом четвёртый… Тело затекло, хочется встать, потянуться — нельзя. Время от времени шевелю пальцами ног, чтобы убедиться, что они ещё мне подвластны. То же самое с руками. Перекладываю голову с одной щеки на другую, на коже остаётся рельеф от обломившихся маленьких веточек и камешков. С интересом изучаю рисунок подушечками пальцев, словно незрячий, читая описание к картине шрифтом Брайля. Сам себе улыбаюсь, воображая картинки на своих щеках. Цветок, деревенский домик, собака, а вот нащупал блюдо с курицей, как то, что было в баре… Как же хочется есть. Пятый час. Лежим, боимся поднять головы. Слышим какие-то шорохи в доме, из которого так спешно ретировались. Удаляющегося гула моторов не было — значит, враг не уехал. Лежим, молчим…

— Чего делать будем? — первым не выдерживаю именно я, шёпотом обращаясь сразу ко всем. Кажется, шёпот за сегодня стал нашим привычным тоном.

— Хороший вопрос, — отзывается Федя, — следующий вопрос!

— Не умничай! — шикаю огрызаясь. — Кто это такие, лучше расскажи толком.

— Я же вам говорил — кочевники.

— И что? Нам это ни о чём не говорит!

— Чёрт возьми! Вы как первый день из города… — никто не возражает и Федя очевидно понимает, что попал в точку. — Что, серьёзно? — не верит он в свою догадку.

— Серьёзно. Ближе к делу, — возвращаю разговор в информативное русло.

— Короче, это кочевники — кочевые банды. Они не обитают долго на одном месте — постоянно колесят. В таких местах как это, где рядом торговля — останавливаются, либо на пару часов — поесть, сбыть товар, либо на неделю-две, а может и месяц, если место хорошее. Ну, знаешь, типа отпуска себе устраивают…

— Тут же рынок — цивилизованное, в каком-то смысле место… Им отпор не дают?

— Зачем? — удивляется Федя. — Такие места, как и харчевни или хостелы — мирные. Здесь нейтралитет — никто не воюет. На том же рынке, бандитов, вроде этих, каждый день пруд пруди. Все продают награбленное и никого это не смущает. Главное, чтобы в нейтральной зоне никто не беспределил. За беспредел и наказать могут, причём такие же отморозки, только чтущие порядки.

— А как же мы? Мы же возле рынка практически. Почему нас прессуют?

— Ну, — чуть замялся Федя, — мы же не на самом рынке. Тебя могут ограбить, как только ты выйдешь из подъезда, — чуть мотнул он головой в сторону дома, где шла торговля, — и никто ничего не скажет. Так уж повелось.

— Слушай, — доносится сзади шёпот Сергея, — а чего их военсудпол не прищемит? Вон, какой караван! Это не беглец-одиночка, которого ещё найти надо. Их даже со спутника засечь можно!

— А судполу оно надо? — тихонько усмехается Федя. — Такие банды правительству выгодны.

— В смысле? — жажду я подробностей.

— Ну, они же изгоев простых прессуют? — начал рассуждать Федя. — Прессуют. Страху на пустые земли наводят? Наводят. Таких, как вы, например, властям сдают? В лёт.

— Как это?

— Вот так это! Если ты в федеральном розыске — они тебя, за милую душу, сдадут в ближайшем городе или посёлке, где, хоть захудалое отделение военсудпола есть.

— А их не принимают? — интересуется Сергей. — Они же бандиты.

— Ну, вот такое правосудие избирательное, — констатировал Федя. — Они не мешают. Даже помогают. То, что происходит за пределами городов — власть интересует лишь, как бы сказать так…

— С геополитической позиции, — помог я.

— Точно! — соглашается Федя. — А, на то, что происходит меж теми, кто не в системе — им насрать. Не совсем насрать, конечно, но, кто кого режет — всё равно. Там другие интересы, как я понимаю…

— Слышите, вы, «два интереса», — зашипел Сергей, — делать то, что будем? У меня уже пролежни, наверное…

— Тихо ты! — шикаю на него. — Видишь — разбираемся.

— Ага, — поддакнул Федя, — видишь…

— Я тебе сейчас дам, «видишь»! — грозит кулаком Серёга. — Ты гляди на него…

— Ладно, Серый — хорош! — возвращаю разговор к конструктивизму. — Таки, действительно, что делать то, как думаешь? — интересуюсь у Феди. — Свалят эти товарищи или лагерь разобьют?

— Похоже, понравилось им тут, — озвучивает он свои догадки. — По крайней мере, на ночь похоже останутся.

— А завтра могут уехать?

— Могут. А могут и не уехать.

— Значит так, — подвожу черту, — они же не будут, наверное, поле это прочёсывать? — на всякий случай интересуюсь у более опытных скитальцев.

— Не думаю. Если бы хотели — уже бы давно… — для разнообразия подал голос Эдик. Федя лишь согласно кивнул.

— Ясно. Значит, — продолжаю свою мысль, — ждём темноты и по-тихому валим отсюда.

— Куда? — шепчет откуда-то слева Лиза.

— Не знаю, — признаюсь честно, хотя понимаю, что такой ответ устроит немногих, — но подальше от этих головорезов.

— Я местечко тут недалеко знаю, — говорит Федя, — для ночлега сгодится.

— Так и сделаем, — с облегчением резюмирую. — Возражений нет?

Ответом послужило молчание, которое в данном положении, было конструктивнее слов.

Остаток светлого времени суток тянулся, казалось, целую вечность. Мы долго ждали момента, так как все страдали излишней мнительностью. Нам всё время чудилось, что стемнело ещё недостаточно. Когда освещения хватало, чтобы отчётливо видеть в радиусе метров тридцати, не больше, мы решили — пора. Однако, теперь нам мешал другой фактор — тишина. Как только опускается темнота, возникает ощущение, что сам мир засыпает. Каждый звук слышен резко, чётко, разносится на всю округу. Можно было с высокой долей вероятности предположить, что мы уже давно никому не нужны и никто не собирается нас преследовать. Однако, и исключать возможности, что услышав как толпа пробирается по полю сквозь сухой сорняк, который ломаясь трещит будто падающее дерево, какой-нибудь курящий у окошка кочевник не пустит на звук автоматную очередь, так, для профилактики. Кстати, кочевники, действительно, заночевали в доме, который прослужил нам убежищем целых две ночи. Было жаль с ним расставаться, но расставаться с жизнью было ещё жальче.