Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

— Вы идиоты? — с выпученными глазами шепчет Федя. — Нет, не так. Вы — идиоты! — меняет он вопросительную интонацию на утвердительную.

— Пошёл ты! Сказки тут мне будешь плести! — огрызается Сергей и даже чуть замахивается пистолетом.

— Тише! — зажмурившись, шепчет Эдик. — Умоляю, тише!

— Чего — «тише»? — спрашиваю всех, превышая заданный порог децибел.

— Тише, прошу, прошу вас, тише! Они услышат! И, пригнитесь… — шипит Эдик, пытаясь изобразить молитву, что получается крайне неубедительно с обмотанными липкой лентой руками.

— Кто услышит? — не обращаю внимания на его истерику, подхожу к окну и осторожно выглядываю.

— Пригнитесь! — умоляет уже Федя. — Вы — кретины! Нас всех тут порешат…

— Да закрой ты пасть уже! — прикрикивает Сергей.

— Тише, умоляю вас, тише, — снова скулит Эдик.

— И ты тоже закрой! — уточняет мой товарищ специально для младшего налётчика.

Выглядывая в окно я вижу пассажирский автобус, метрах с двадцати по диагонали, как раз между нашим домом и тем, в котором расположился нелегальный рынок. Автобус старый, года двадцатого, а может и мой ровесник. Даже с приличного расстояния видны ржавые плеши в корпусе. Спереди и сзади остановились две легковые машины. Тоже «не первой свежести». Из каждой вышло по три человека, ещё около десятка из автобуса, но видно, что не все. Кое-где в окошках просматриваются сонные лица.

— Это что ещё за «гаврики»?

— Валим, валим! — словно мантру твердит Эдик. — Это кочевники! Они нас всех вырежут, к чертям!

— Что за шум? — показалась в двери Лиза, дети и отец — теперь все в сборе.

— Да, вот… — киваю на окно, — граждане какие-то приехали. А эти, — расстреливаю взглядом Федю с Эдей, — говорят, что сваливать надо, ибо данные граждане, — снова киваю на окно, — нас всех порешат. Вот, вкратце, вся история.

— Какая история?! — с вылупленными глазами парадоксально кричит шёпотом Федя. — Это кочевники! Вы, что, совсем дураки?!

— О! — издал короткий звук Сергей. — Нас, похоже, заметили.

— Блин! — взвыл Эдик и принялся сучить связанными ногами. — Развяжите! Развяжите меня немедленно! Я не хочу здесь подыхать!

— Кто-нибудь объяснит, что происходит? — наконец прозвучал первый конструктивный вопрос, озвученный моим отцом.

— Развяжите, мать вашу! — заверещал уже Федя. — Это кочевники — бандиты, убийцы, я не знаю, как вам объяснить! Развяжите, говорю!

— Сюда идут, — обеспокоено констатирует Сергей, наблюдая, как несколько пришельцев направляются к подъезду, устремив взгляды в наше окно.

— Кочевники, кочевники… — бубню я, — цыгане, что ли?

— Марсиане! — истерично выкрикивает Федя.

Эдя же уже даже перестал биться в истерике, а просто сполз на пол и повис на руках, притороченных к старому радиатору.

— Слушайте, а давайте-ка, на всякий случай, собираться, — задумчиво бубнит отец. — Лиза, что есть нужного — быстро сгребай. Еду оставшуюся в первую очередь.

Женщина молча кивнула и скрылась увлекая за собой Димитара. Лёша же остался стоять в проёме и наблюдать за диспутом.

Входную дверь дернули с обратной стороны, задвижки лязгнули о свои упоры.

— Кто там? — спрашивает Сергей слегка дурацким голосом.

— Открывай, — раздаётся из подъезда.

— Зачем? — подаёт голос Лиза, заметно подрагивающий от разрастающегося внутри страха.

— О! Слышал? — снова доносится до нас голос, но уже не так громко. — Там ещё и баба!

— Удачно зашли! — слышим второй, более хриплый баритон.

Растерянно переглядываемся. Первым приходит в чувство отец.

— Ходу! — командует он, подгоняя Лизу, Лёшу, Димитара и спешит в уборную.

— Эй, сучары! Вы чего там, приснули? — доносится вместе с настырным стуком кулака в полусантиметровый металл. — Тащи молот…

Мы ретируемся. План «Б» оказался единственным жизнеспособным. С улицы балкон, с которого имеется возможность перемахнуть на соседний, просматривается. Противников достаточно, чтобы блокировать не то чтобы два, а все пять подъездов. В техническую шахту через разбитую нами стену сначала ныряет Лёша, потом Димитар. Отец помогает забраться в пролом Лизе, поддерживает её за руки насколько хватает длины его собственных, потом скрывается в нашей тайной норе сам.

— Стойте! Стойте, сволочи! — слышим визг Эдика из средней комнаты.

— Освободите нас, Христом-Богом прошу! — раздаётся не менее отчаянный крик Феди.

Скрепя сердце оборачиваюсь, и делаю шаг на голос. Сергей хватает меня за рукав и вертит пальцем у виска.

— На кой хрен они тебе сдались?

— Не могу я так, — бросаю ему в лицо, вырывая руку, — по-скотски это. Иди, — говорю уже через плечо, — я догоню.

Шарю по стене в поисках ключа от замочков на стальных тросиках, приковывающих наших пленников к батарее. Гвоздь, на который Сергей повесил ключ, находится не сразу. Отстегиваю старшего, вкладываю в его связанные руки ключ, резко прохожусь своим карманным ножом по многослойной обмотке лодыжек и запястий обоих пленников. Всё! Я своё дело сделал.

Бегу с туалет и слышу, как раздаётся первый удар. Пришельцы начали выбивать кладку вокруг двери, очевидно, для того, чтобы удобнее было её выломать, прямо вместе с металлической лудкой и не заморачиваться на борьбе с неподатливым, довольно толстым металлом. Ныряю в пролом, чуть не проваливаясь вниз, едва успевая зацепиться рукой за стояк водопровода и упереться ногой в необработанный кирпич шахты. Спуск занимает какие-то мгновения, адреналин — лучший ускоритель. В самом низу неудобно. Трубы идут на изгиб и частично перекрывают путь. Приходится неестественно изгибаться самому. Застрявших нет, значит и я справлюсь. Стараюсь не шуметь. Упираюсь спиной в кладку и толкаю от себя трубы — поддаются. Так потихоньку протискиваю своё тело. Как только ослабляю усилия — стояки пружинят и давят на грудь. Ещё толчок, ещё и вот я в подвале.

Осматриваюсь. Вижу своих — они нетерпеливо и нервно ждут меня. Отец стоит у окошка, которое было выбрано в качестве аварийного выхода и призывно машет рукой. По очереди выбираемся наружу. Вдалеке жилой город. От первых домов нас отделяет четырёхкилометровое поле заросшее сорняком, которому нипочём никакие катаклизмы. Раньше здесь тоже были дома. Их снесли, но вместо них, ничего так и не построили.

Углубляемся в заросли метров на двадцать и падаем на брюхо. Стараемся дышать как можно тише, хотя получается это плохо — все задыхаются от нашего неожиданного спринта. Доносится грохот — наш оборонительный бастион, в виде толстой металлической двери, пал. Если бы пришельцы знали о том, что положение «закр.» от положения «откр.» отделяют всего две, пусть и массивные, задвижки, то они бы не трудились так долго. Хватило бы лома и пары-тройки крепких ребят. Но, истину глаголят — «счастье в неведении…» Правда, в данном случае, наше счастье заключается в чужом неведении.