Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

С этими мыслями дохожу до угла дома и взираю на сохранившуюся табличку «ул. Печерского 14» — значит мой двор следующий. Быстро пересекаю проулок и миную арку, сумрачную и жуткую, даже в это, вполне себе ясное утро. Передо мной открывается почти такая же картина, как и в предыдущем пустынном дворе, за одним отличием — у одного из подъездов вижу молодого человека, вальяжно облокотившегося на, местами выщербленную, кирпичную кладку стены и вяло пинающего носком своего стоптанного ботинка пыль у себя под ногами.

«Это оно!» — проносится в голове. Сергей говорил, что в доме номер 16, на первом этаже, оборудовано нечто вроде нелегального магазина. Вход в самом центральном подъезде, у которого, как правило, стоит непримечательный парень, который должен потребовать плату за проход — некий изначальный взнос. Причём взнос этот составляют не лимиты, как во всех цивилизованных клубах или магазинах, а продукты. Консерва, упаковка крупы или синтетического мяса — неважно. Одно наименование чего-либо съестного, всяк сюда входящий должен непременно пожертвовать.

— Взнос, — которого подтверждает рассказ моего шефа парень в потрёпанных жизнью ботинках, когда я приближаюсь на расстояние нескольких шагов.

— Подойдёт? — протягиваю я ему герметичную стограммовую упаковку модифицированного картофеля.

— Угу, — без выражения бурчит парень, забирая пакетик и кивая в сторону зёва, распахнутой, ржавой, двери подъезда.

— А-а-а?..

— Вперёд и налево, — предваряет мой вопрос парень, не отрываясь от изучения «добровольного взноса», попавшего к нему в руки.

Поднявшись на один пролёт, и свернув в распахнутую покосившуюся дверь, я будто попал в совершенно иной мир. Причём, попал сразу, без подготовки и изучения путеводителя. Просто, раз — и передо мною распахнула свои объятия совершенно иная реальность, где есть то, чего не должно быть, в принципе, уже очень давно. Сразу же, справа от входа стоял стол, на котором компактно расположились консервы времён молодости отца и моего раннего детства. Мне безумно захотелось схватить первую же попавшуюся мне банку и повертеть в руках, пощупать настоящий металл, потрясти и послушать, как хлюпает её содержимое. Однако, я воздержался и, с видом знатока, смерил взглядом ассортимент, стараясь не выдавать своего восторга. Тушёнка, сайра, шпроты, печёночный паштет — всё под пристальным надзором владельца этого добра — сурового мужика, спрятавшего глаза за тёмными стёклами раритетных очков. Всё это настоящее — как привет из детства, точнее, из жизненного уклада тех лет. Вроде бы, не такого уж и далёкого, но безжалостно отсечённого человеческой самонадеянностью и верой в то, что любое издевательство над планетой сойдёт ему с рук. Не сошло… И теперь привет из того, счастливого второго десятилетия двадцать первого века, можно найти только здесь — на нелегальном или, как говорили раньше, «чёрном рынке».

В следующей комнате стоял книжный шкаф, возле которого крутился старичок со старомодной «козлиной» бородкой. Я пробежался взглядом по корешкам. Многие были затёрты или ободраны, но и из увиденного я смог сделать вывод, что «козлобородый» располагал преимущественно популярной литературой середины двадцатого века. Видимо всё это добро было вывезено из какого-нибудь хранилища, до того как книги, после оцифровки, начали массово отправлять на переработку. В следующем помещении были предметы быта — раритетная кухонная утварь, одежда, различные мелочи, которых ещё вначале века было «завались», в кладовках почти каждой среднестатистической российской квартиры.

Я продвигаюсь по коридору всё дальше и дальше, заглядывая в каждую из комнат и на секунду окунаясь в тёплые воспоминания. Вскоре понимаю, что весь этот базарчик расположился сразу в нескольких квартирах, просто стены между ними были снесены для удобства перемещения гостей этого удивительного места. Минуя прилавок за прилавком, я вдруг натыкаюсь на лавку с настоящим янтарём. Отец говорил, что раньше он стоил совсем недорого. Даже я помню, как в уличных лотках продавали янтарные бусы да браслеты. Потом янтарь исчез, как и большинство всего для нас привычного, а спекуляция на дефицитных товарах стала жестоко караться. Сначала штрафами, потом тюремными сроками, а когда традиционные, для всех предыдущих столетий виды заключения канули в лету и их сменила новая исправительная система, то о продаже таких безделушек, вроде янтарных украшений, никто и не помышлял.

Мой взгляд останавливается на броши в виде янтарного листика, с которого свисает гроздь из шариков более тёмного янтаря. Безумно захотелось купить эту вещицу, так как она очень сильно напоминает ту, которую, периодически, под красное платье, надевала моя мама. Пока не потеряла, конечно…

— Сколько? — вырывается у меня рефлекторно.

— В зависимости от того, что предложишь, — без особого энтузиазма, произносит дама преклонных лет, восседающая на кресле-качалке, чуть сбоку от импровизированного прилавка. Чуть теряюсь, не зная как правильнее продолжить беседу.

— В первый раз? — понимает она в чём дело.

— В первый, — решаю не юлить, хотя прекрасно понимаю, что, скорее всего, теперь с меня сдерут «три шкуры».

— Да не бойся ты, — поняла мои опасения продавщица, — мы люди честные. Хотя, сейчас понятие чести сильно извратили. Ну, да ладно… Брошь приглянулась?

— Да. Знаете, у моей мамы похожая была. Давно ещё…

— Ностальгия… — понимающе закивала она. — Сюда многие за этим приходят. Почти все. Ну, показывай, что предлагаешь?

Сергей предупредил меня, что на нелегальном рынке не действует общепринятая система оплаты, да и ценников фиксированных нет. Здесь в ходу обмен. Нужно предлагать что-либо взамен выбранной вещи. Торг уместен и даже считается правилом хорошего тона. Помнится, отец говорил, что во времена его молодости ещё были вот такие рынки, где так же стояли торговцы, продавали овощи, фрукты, мясо, одежду, электронику, всё и вся и, самое главное, можно было выторговать, до трети стоимости. Само собой, для этого нужен был особый талант, но у моего Сан Саныча, по всей видимости, этот дар присутствовал. Ведь, по его россказням, у него выходило, иной раз, скостить до половины стоимости. Вот такие были деньки. А ещё за это не грозило суровое наказание. Ну, да хрен с ним…

Я стягиваю с плеча небольшой рюкзак, нежно прикладываю палец к застёжке и замок задорно щёлкает. Заглядываю внутрь сумки и, в очередной раз, провожу визуальную ревизию содержимого. Масловский говорил о том, что самый ходовой обменный товар — это батареи, портативные водоочистители и дезинфекторы, люминесцентный гель, в общем, вещи хозяйственного назначения. Так же, он упоминал о том, что здесь очень ценятся сладости.