Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

Готовый вступить в словесную баталию, он повернулся к Томасу, но тот продолжал молча смотреть на сцену, вцепившись руками в обитые бархатом перила. И вот на полотнище занавеса вновь появился кружок света… Зал взорвался аплодисментами – и занавес поднялся еще раз. И все увидели, что на сцене, среди сугробов из хрустальных снежинок все так же неутомимо кружится в танце блистательная прима… Теперь занавес то поднимался, то опускался – уже без музыки, только под гром аплодисментов, – а она все кружилась и кружилась в снегу, и с каждым разом эта картина выглядела все более зловещей.

По щекам Томаса катились слезы. Чем дольше он смотрел на поднимающийся и опускающийся занавес, за которым бесновалось белое привидение, тем слезы лились сильней. Леверинг заботливо взял его под руку.

– Ну-ну, будет вам! – сказал он.

Наконец, занавес поднялся-опустился в последний раз – и в зале приглушили свет. Примолкшие и потрясенные зрители стали потихоньку расходиться. Леверинг и Томас молча перемещались к выходу.

Потом они долго стояли возле служебного входа и ждали – до тех пор, пока где-то внутри здания не зазвонил звонок. Услышав его, Томас открыл дверь и проскользнул в совершенно пустой и темный театр. А уже через минуту вышел, ведя под руку валившуюся с ног маленькую женщину в мешковатом пальто и темном платке, надвинутом на самые глаза. На ее усталом и изможденном лице не было ни грамма косметики, под глазами пролегали огромные темные круги… Женщина не то чтобы не заметила стоявшего возле двери Леверинга – она попыталась пройти сквозь него.

– Дорогая, позволь представить тебе господина Леверинга, он – театральный критик. Может, припоминаешь?

– Боже, какой успех! – воскликнул Леверинг. – Это было великолепно!

Эллен стояла, опершись на руку своего супруга, а он в это время шептал ей на ухо:

– Сейчас в теплую ванну, разотрешься полотенцем – и баиньки… В двенадцать я тебя разбужу.

Она посмотрела на Леверинга, пряча на плече у мужа усталое лицо, на котором не было ни помады, ни теней, ни румян. Но взгляд ее, казалось, прошел сквозь него и без остатка растворился в темноте.

Кажется, она что-то произнесла, но так тихо, что было не разобрать. Тогда он вгляделся в ее блеклое, без косметики лицо в надежде понять хоть что-то по движению губ. Нет, давайте потом, чуть слышно лепетала она. Не сегодня, пожалуйста… Возможно, как-нибудь в другой раз, но только не сегодня… Не сейчас… Чтобы расслышать это, ему пришлось наклониться прямо к ее лицу, хотя они стояли в тихом и совершенно пустынном переулке. Она очень признательна ему за внимание и за терпение… И очень извиняется за то, что ему пришлось так долго ждать ее здесь, под дверью… О! Кажется, у нее появилась идея. Может быть, вот это поможет хоть как-то ее оправдать… И как бы в подкрепление к своим извинениям, она вложила ему в руку какой-то мягкий предмет. При этом, о счастье, прима даже заглянула ему в глаза!

После этого ее внимание моментально переключилось на ожидавшее у подъезда такси, которое уже манило огнями, мягкими сиденьями, уютной темнотой, а главное – надеждой на то, что все это наконец закончится. Не обращая внимания на Леверинга, супруг почти волоком подтащил ее к машине, и едва успел затолкать внутрь, как мотор тихо заурчал. В этот момент Томас все-таки вспомнил про критика и, обернувшись на него, сморщил лицо в вопросительной гримасе.

Критик кивнул и махнул ему рукой – мол, езжайте с богом. Томас коротко кивнул в ответ и, усевшись в такси, аккуратно прикрыл дверцу. Машина еле слышно тронулась и невероятно медленно, в щадящем режиме, двинулась по переулку. Кажется, она выезжала из него минут пять.

Все еще стоя возле служебного входа, критик решил наконец рассмотреть, что за подарок вручила ему актриса в качестве оправдания.

Это оказалось… полотенце. Не больше и не меньше.

Полотенце. Но только – мокрое насквозь. Осторожно поднеся его к лицу, он почувствовал слабый запах – оно было буквально пропитано потом.

– Да… Как-нибудь в другой раз… – вздохнул Леверинг.

Да что там другой! И третий раз, и четвертый он был готов приходить сюда хоть каждый день. И пусть она опять и опять откладывает встречу и вручает ему в оправдание такие подарки…

«Но этот, муженек ее, тоже хорош! – подумал он. – Сразу не мог, что ли, сказать? Ну, да бог с ним. Как вышло – так и вышло».

Леверинг бережно сложил полотенце и, перекинув его через одну руку, другой стал ловить такси до дома.

По дороге он вдруг решил заговорить с таксистом.

– Вот скажи, если бы у тебя был сад, в котором бы тебе не разрешалось рвать цветы?

Водитель дал себе время подумать, пока вписывался в поворот, а потом выдал исчерпывающий ответ:

– А на кой хрен он тогда мне сдался?

– Правильно, – согласился Леверинг. – На хрен он никому не сдался…

Уже глубокой ночью такси прибыло на место. Критик расплатился с водителем и пошел домой, трепетно сжимая в руке заветное полотенце.

Спрашивается, на кой хрен оно ему сдалось?

Они были уже двести лет как мертвы.

И тем не менее они были живы.

Совершенно непонятно, как смогли они долететь до двенадцатой планеты системы Альфа Центавра. Тем не менее они долетели.

Нет, никакого ажиотажа не было.

Ну, разве что часов в пять утра собралась конгрегация, чтобы, так сказать, освятить чудо, рожденное в результате причудливой игры генов и поправшее смерть во имя поддержания уровня смеха на отдаленных планетах…

Ну, пришли на Альфа-космодром двадцать тысяч заплаканных фанатов, которым вчера просто показали 24-часовой фильм с участием этих двух святых, после чего все захотели лично увидеть их сошествие с пылающего небосвода и заодно немного согреться душой…

А так – нет, никакого ажиотажа.

Все замерли в ожидании.

И вот наконец после эффектного технологического шоу теней, лазерных граффити, зеркал и египетских воскурений в клубах огня и дыма материализовался долгожданный космический корабль «Альфа», который на поверку оказался… стареньким «Фордом» модели «Т» 1925 года выпуска. И в этом вот, извините, аккордеоне на колесах сидели двое мужчин – один толстый, другой тонкий, – которые яростно махали шляпами.

Приветствие, впрочем, продолжалось недолго: буквально через несколько секунд «Форд» модели «Т» взорвался, а его пассажиры – толстый и тонкий – каким-то непостижимым образом успели выпрыгнуть.

– Опять ты втянул меня в какую-то идиотскую историю! – воскликнул толстяк, хлопнув свой котелок об землю. – Чтоб я еще раз с тобой куда-нибудь поехал!