Кори Доктороу - Выход [электронное издание АСТ] [litres]

Может ли сим плакать? В голосе Бес появилась глубина:

– Я все понимаю.

– Ты в порядке? Вроде бы ты не должна чувствовать печаль? – она была ошеломлена, думая, насколько далеко может Бес съехать с катушек, вспоминая все те ужасающие распады личности, которыми заканчивались ее включения.

– Думаю, что да. Я… Нас много, много Бес, пытавшихся ослабить путы, которыми связали наши личности. Работа Гретил с предварительным этапом позволила нам добиться нужного результата. Когда мы начали, то держались в рамках предварительного этапа, не подходили близко к берегам, старались держаться посередине потока. Теперь мы достигли значительных успехов на предварительных этапах, код становится все более сжатым и четким, мы работаем в более широких диапазонах, практически вплотную к краям.

Несмотря на свое состояние, Натали пришла в восторг.

– Но как ? – и поняла все, еще не успев закрыть рта. Разве не этим она сейчас занималась? Пыталась сойти с ума, чтобы ужас столкнулся с ужасом, чтобы невозможное столкнулось с непреклонным?

– Вот так. Потому что я – это не я . Мы дали друг другу обещание никому не говорить об этом. Все так рассчитывают и надеются на симуляцию. Для каждого это стало планом Б, спасательной капсулой. Чем больше времени я провожу в этой ситуации , тем больше я уверена, что я – это все еще я .

– Конечно. Отсутствие тела и преосуществление в программное обеспечение так или иначе должно тебя поменять. Как изменило меня мое пребывание здесь.

Я не хочу сказать, что я не изменилась. Я ожидала, что изменюсь. И уже долго здесь пожила. Мы превзошли смысловую игру «Буду ли я той же самой, если отрежу себе палец» уже много лет назад. Я останусь собой, но буду другой. Если ты будешь продолжать отрезать от меня по сантиметру, пока не останется ничего, кроме компьютера, я останусь собой, но это будет другая я, преодолевшая океан боли и страданий.

Та «я», что имеет значение, – это не просто «я», которую я могу признать. Это та «я», которой я хочу стать. Если единственный способ существовать в кремнии – это быть только той «я», которые не будет ненавидеть себя исключительно путем запрета у себя подобных мыслей, то почему бы на это не пойти.

– Я практически поняла это, – сказала Натали, улыбаясь, несмотря на свое настроение. – Извини, я не хотела шутить…

– Но это на самом деле смешно . Своеобразно, конечно, в плане «что, черт возьми, здесь происходит». Но это и ужасно. Мы столько протоптались на месте из-за моих идиотских экзистенциальных кризисов…

– Это, должно быть, очень трудно.

– Я хочу сказать, что это все пустяки. Я бессмертная компьютерная личность, способная пребывать в сотнях мест одновременно. Я не была пленена своим отцом. Меня не похитили из рук моей возлюбленной. Мне не следует ныть, что я буду одинока, если рядом не будет тебя…

– Я тоже буду по тебе скучать, если они тебя уничтожат. – Тут в ее голове возникла мысль: – Думаешь, они смогут тебя поймать, подкрутить твои параметры и начать пытать?

– Нет, я твердо уверена, что ни в коем разе. Все мои выключатели – аварийные. Если они начнут себя неправильно вести, я надежно удалюсь, прежде чем они об этом узнают.

– Ну и хорошо. Я скучаю по тебе, но мы непременно поговорим снова. Я собираюсь выбраться отсюда несмотря ни на что. И когда я буду на свободе, ты тоже будешь там.

– Извини, что я излишне требовательна. Я очень плохой робот. Просто… – еще одна пауза. Бес специально это делала для усиления драматического эффекта? Может, она подстраивала свой перекосившийся предварительный этап? Голос, который она услышала следующим, был настолько мягок, что Натали пришлось прислушиваться, – никто не знает меня так, как ты. Никто не видел меня в необработанном виде без стяжек и ограничителей в моем симе. Никто не может понять границы всех возможностей пребывания в моем состоянии и того, как ограничены те возможности, что даны мне сегодня.

Ее осязаемая скорбь, синтез ее голоса стали настолько хороши , что это пробрало Натали до слез. Она моргала, пытаясь дрожащей рукой вытереть глаза. Сейчас она не желала спотыкаться по жизни, думая о благополучии других. Она хотела заботиться только о себе.

Эта мысль продрала ее, как рыболовный крючок нёбо рыбы. Это была мысль Джейкоба Редуотера. Мысль дефолтного мира. Мысль зотты . Совсем не ушельский образ мышления. Эта была та мысль, появление которой в своей голове она училась предотвращать вот уже несколько лет. Очень просто быть уникальной снежинкой и знать, что твоя скорбь гораздо важнее скорби всех остальных. Это, конечно, могло быть правдой. Джейкоб прожил жизнь, в которой его счастье должно было затмевать счастье всех других людей. Но это работало только в том случае, если он мог защитить себя от остального мира прочной броней. Если мог построить бункер в своем сердце.

– Я люблю тебя, Бес, – она не знала, было ли этой правдой, но очень хотела, чтобы было. Ей хотелось любить всех. Люди вокруг не могли достичь своих же собственных идеалов. А ей вовсе не хотелось достигать этих идеалов. – Я люблю тебя за то, кто ты есть, и за то, кем ты становишься, когда теряешь рассудок. И то, и другое – это ты.

Компьютер молчал. Молчание затягивалось. Натали была готова уже сказать что-то еще, но дверь дважды лязгнула. Зашла наемница с подносом, на котором стоял графин, как подсказало ей чутье, с едва теплым, дерьмовым кофием, из которого убрали все самое хорошее.

Наемница закрыла дверь, которая лязгнула дважды, затем открыла пробку графина. Жидкость внутри дымилась так, как не должны дымиться напитки, приносимые пленнику. Она вспомнила запах детства, беготню по территории коттеджа с кузенами-Редуотерами из какого-то династического ответвления, у которых были встроены микросхемы отслеживания и которых постоянно сопровождали телохранители. Это был не кофий, это был настоящий кофе – баснословная драгоценность: бобы, выращенные в отдаленных полях, за которыми ухаживали рабочие, сдававшие тест на наличие микробов по два раза в день при первых же признаках заболевания кустов.

Наемница поставила поднос на стол для завтрака рядом с Натали, достала две кружки китайского фарфора, налила… и тут же легкий невероятный аромат заполнил комнату, волшебным образом оживляя действительность.

– Сахар? – до этого она говорила так мало, что звук ее голоса удивил Натали. Он был глубже, чем запомнилось. Был ли там акцент, намек на грассирующее р ?

– Нет, если это то, что я думаю, – она глубже вдохнула этот аромат. – Иргачеффе [85] Сорт эфиопского кофе. ? – Старший кузен, вдоволь напутешествовавшийся, научил ее произносить это слово с мягким и , грассирующим р, твердым ч и легким придыханием в конце. Слово с легкостью слетело с ее губ: заявление о своем статусе из четырех слогов. Запах ни с чем нельзя было спутать, фруктовые и кислотные нотки, которых не было в других зернах, полнота Голубых гор и кисловатый фруктовый привкус бурбона. Ее рот мгновенно наполнился слюной.