Владимир Алексеев - Чудо [litres]

– Он со мной, – отозвался я. – Видите ли, я встретил старого знакомого, пока шел сюда.

– Да. Да, – думая о чем-то другом, сказал Кузнецов.

– Что это было? – спросил я. – Непохоже на войну. На нас напали?

Кузнецов отвернулся и сказал в сторону:

– Дроны очень малы. Их не видно на радаре. Как будто помехи. Мы такого раньше не видели. Были не готовы, – командир говорил в отчаянии.

– Послушайте, – сказал я. – Подождите падать духом, надо понять, откуда угроза?

– На этот счет пока нет информации. Я же говорю, нас не предупредили. Мы стреляли по ним из автоматов, понимаете. – Он не справлялся с голосом.

– Вы уже доложили командующему? Что вам приказано делать?

Тут он посмотрел мне в глаза, и я понял, что стратегия не изменилась. Все только ждут.

– Как Казимир? – спросил я тихо.

– В числе первых Казимир, – ответил он так же тихо. – Я своими глазами видел, как он встал на колени и молился. Он поднял руки. Что-то просил, и ему прилетел крупнокалиберный в голову.

Мы помолчали. После небольшой паузы я сказал:

– Вы сбили дроны. Их стоит осмотреть.

– Да, уже смотрим. – Он как будто что-то вспомнил и пошел к двери. – Поправляйтесь, Борис Андреевич. Когда же это кончится уже?!

Он вышел. Я посмотрел на Лазарева. Осколок попал ему в ногу, из раны теперь торчала кость. Его готовили к операции.

– Братцы, – сказал я, – если вы сохраните этому человеку ногу, то вам больше никогда в жизни не придется работать.

– Так апокалипсис же, – улыбнулся молодой человек в халате.

– А вот если не сохраните, то для вас точно наступит апокалипсис, – отшутился я, понимая, что в моей шутке вовсе нет ничего смешного.

Армстронг в части не оказалось. Телефон тоже недоступен. Возможно, отсыпалась в полевой лаборатории. Лазарева увезли на операцию. Казимир был уже в лучшем мире, а Кузнецов, судя по запаху, успел приложиться к бутылке и восстанавливал присутствие духа. Где-то среди блуждающих зомби и бог знает еще каких миллиардеров затерялся мой милый Клавдий. Все в этот час тихо зализывали раны и готовили свои души к встрече с неизбежным. Спасатели без лишней шумихи хоронили мертвых и вывозили раненых. И только Преподобный, как режиссер, пропустивший команду «снято», будто пионер апокалипсиса, вышел с динамиком проводить «утреннюю зарядку» для упырей.

Озираясь на воронки, из приехавших автобусов выходили музыканты симфонического оркестра. На машинах «Скорой помощи» подъехала группа инвалидов – слепые, хромые и слабоумные. За ними – церковный женский и мужской хоры. Замыкали колонну автобусы с детьми и иностранными гостями. Одновременно над частью и по периметру лагеря в воздухе зависли вертолеты и послышался сначала гул тяжелой техники, а затем стали видны и сами танки, образующие построение за оцеплением. На западном склоне холма Пафнутий распорядился организовать трибуны и шатер с закусками для высоких гостей, а также походный пресс-центр и оборудование для ведения прямой трансляции. Приготовления к встрече Спасителя шли полным ходом.

Солнце постепенно набирало силу, но было еще прохладно. Пафнутий ловко, как мальчишка, перемещался между зонами, давая финальные распоряжения, как и что поставить, где расположиться оркестру, куда лицом вставать слепым и тому подобное. По всему было видно, что он занимался любимым делом, серьезно не задумываясь о том, будет ли Пришествие или нет – неважно, и искренне наслаждался этим моментом перед праздником.

– Святой отец! – обратился я скромно, когда он проходил мимо меня. – Я не вижу религиозной символики у встречающих. Будет обидно, если Христос примет их за неверных. Как думаете?

– Все будет, – буркнул Пафнутий себе под нос и побежал инструктировать детей.

Я решил, что пора и мне как следует подготовиться, и пошел переодеваться в парадный халат. По дороге я встретил Кузнецова, дающего распоряжения насчет встречи ВИП-гостей, охраны трибуны и шатров.

– Похоже, у говнюка все почти готово, – сказал я.

– Борис Андреевич, вы должны знать, – сказал Кузнецов заговорщически тихо. – На сбитых дронах есть символы. Я сообщил командованию, но они, наверное, решили, что я спятил. Даже не попросили усилить охрану.

Я весь обратился во внимание.

– Какие символы? Да. Ну там что-то в виде лошади, нарисованной сбоку. Но у нее голова странная, похожа на змею. Вот, посмотрите.

Я посмотрел на фото.

– Это Сирруш. – сказал я.

– Что?! – От Кузнецова пахнуло сильным перегаром.

– Да вы пьяны, командир. Соберитесь, прошу вас.

– Нет, я выпил совсем немного, просто чтобы сосредоточиться перед приездом гостей. Меня все время отвлекают.

– Где у вас тут наливают? Дайте-ка и мне глоточек. Чтобы сосредоточиться, – сказал я.

Мы пошли в его кабинет.

– Сирруш, – начал я по пути, – это дракон из шумеро-аккадской мифологии. Изображенный, между прочим, на Вратах Иштар. Точно как на вашем рисунке.

– Вы сами видели?

– Много раз, дорогой командир. А знаете…

Мы зашли в кабинет.

– Говорят, – я поднял палец вверх, – вы наливайте, наливайте…

– Водку или коньяк предпочитаете?

– Сегодня, пожалуй, водку. От коньяка голова потом болит. Так вот, говорят, что у вас тут где-то космодром строят? А? – Я посмотрел ему в глаза, но в них ничего не отражалось, кроме желания поскорее выпить, и даже мой вопрос никак не изменил их выражения.

Кузнецов протянул мне рюмку.

– Ну, за апокалипсис, – сказал он, взбодрившись.

– Давайте.

Мы выпили.

– Так что насчет космодрома?

– Да, – отозвался командир, закусывая зеленым луком, – хотят построить, но пока так и не приступили.

– Но ведь Разлом активно исследуют? Почву проверяют?

Я тоже решил от лука не отказываться, только макнул его в соль.

– Это да.

– А где? Что-то я тут не вижу ничего.

Кузнецов как-то замер и посмотрел на меня.

– Ну, да. Все верно. Пробы брали там, где сейчас самая северная точка Разлома. А потом все просто свернули и уехали. Тогда же вызвали других ученых.

– Армстронг?

– Да. – Он налил мне еще, а потом себе. – Выпьем? Может быть, за Христа непосредственно? Все-таки Спаситель.

– Стоящий тост, – сказал я и быстро выпил, стукнув рюмкой о стол. – Послушайте, Кузнецов, и все же. Правильно ли я понял, что космодром хотели строить непосредственно рядом с частью?

– В пяти километрах на север. Но пробы брали за периметром тоже. Много исследовали.

– А потом в том месте, где брали пробы, образовался Разлом?

Кузнецов дважды моргнул и сплюнул.

– Ну, это как-то натянуто, – сказал он. – Под таким углом мы… не рассматривали… Не думали. Все было прямо наоборот. – Тут он начал говорить по слогам, как будто вспоминал: – Там, где случился Разлом, уже нельзя ничего было строить. И они уехали.