Владимир Алексеев - Чудо [litres]

Дорога была узкой, но я решил, что развернусь. Не пятиться же задом. Подъехав как можно ближе к шлагбауму, я резко взял влево, а затем так же резко назад, в сторону обрыва.

– Осторожно! – закричали сразу все трое.

Я поглядел на своего бойца с ехидной ухмылкой и еще сильнее его напугал. Для него человек моих лет и моего вида в персидском халате был, очевидно, полной загадкой. Что творится в моей голове, он уразуметь не мог и, видимо, думал, что я легко могу расстаться с жизнью. Поэтому мою следующую команду он выполнил без колебания и очень быстро.

– Выйди, сынок, посмотри, можно ли сдать еще назад.

Как только он вышел, я резко рванул вперед, в каменный подъем, немного занося перед машины влево. И встал как вкопанный перед препятствием. А затем снова назад к самому обрыву.

– Обрыв! – крикнул мой солдат со страхом в голосе.

Благодаря этим движениям я теперь практически перекрыл шлагбаум боком своего джипа, почти без возможности движения вперед или назад. Но я продолжал упорно включать первую, а затем заднюю передачи и так далее, врезаясь в землю перегазовкой. Краем глаза я видел, что нервы бойцов начинали сдавать. Тот, который был старше, подпрыгнул к моему окну и крикнул:

– Давайте лучше я.

– Да я сам, сейчас, почти получилось, – крикнул я в ответ, одновременно подлетая снова к обрыву.

Через минуту я сдался и прыжком пересел на соседнее сиденье через коробку.

– Ладно, давай, – сказал я.

Юноша с важным видом снял автомат и, держа его в правой руке, сел за руль. Надо сказать, баллончик с газом я положил в карман брюк, чтобы защититься от паломников, а вовсе не от солдат, которые меня защищали. Но теперь все изменилось. Солдаты были не виноваты, но исполняли приказ, который мне не нравился. Поэтому, когда я прыснул «гвоздику» в лицо юноши, то успокаивал себя мыслью, что это просто нужно было сделать. Дальше все было очень быстро. Я схватил автомат, снял с предохранителя и направил его через предварительно открытое окно на второго вооруженного бойца, который, не ожидая такого поворота, не успел среагировать на крик напарника. Не опуская дуло, я вышел из машины и разоружил второго солдата. Мой шофер почему-то решил, что бороться со мной бессмысленно, и просто побежал обратно вниз с горы. Через несколько минут все было кончено. Оба бойца были связаны, для пущей безопасности старший был помещен в багажник джипа, а его соратник удобно размещен на задних сиденьях. Я двинулся дальше.

Часы показали половину восьмого. Звонить Кузнецову я не стал. Более того, на всякий случай я выключил телефон и после самого крутого подъема, пожелав хорошего дня моим пленникам, оставил машину и пошел пешком. Автомат был при мне. Сосновый горный лес утром пах и звучал почти гипнотически и резко контрастировал с тем, что происходило у меня в душе. Под ногами скрипели ссохшиеся сосновые веточки. От избытка кислорода я зевнул. Солнце еще не припекало, но уже начало пригревать открытые участки тела.

К моему удивлению, по дороге никто не встречался. Не было ни военных, ни ученых. Хотя, судя по колее, еще совсем недавно здесь возили что-то тяжелое. Пробы почвы, подумал я и невесело улыбнулся. Я взошел на очередную верхнюю точку горной дороги. А вот и лаборатория. Подготовив «калашникова» к возможной встрече, я продолжил идти. Было чудесно тихо и как-то очень легко дышалось. Лаборатория состояла из нескольких передвижных вагончиков почти на краю скалы. Что-то еще было дальше, но пока я не мог этого разглядеть. По мере приближения сердце начало стучать быстрее. Подходя к двери первого трейлера, я услышал в висках эхо моего сердцебиения.

Подумать только, как легко она меня одурачила! А ведь я мог обо всем догадаться и остановить уже давно. Да, Борис Андреевич, тебе стоило быть менее эмоциональным.

– Тук-тук, – сказал я громко, заходя в один из трейлеров.

Никто не отвечал. Внутри никого не было. Это была походная кухня. Я вышел и один за другим обследовал другие трейлеры, но там тоже никого не оказалось. Только оборудование, столы и стеллажи с папками, рабочие документы. И ощущение, что здесь только что кто-то был.

В последнем трейлере, судя по всему, работала сама Армстронг. Довольно аскетично для международного преступника, подумал я. На стене, кто бы мог подумать, висела репродукция знаменитой картины Эрвина Генри Ландсира с изображением свободолюбивого и величественного жителя Шотландии. Оленя. С потрясающими глазами, устремленными вдаль. Тут же рядом карандашный набросок с Великим Зиккуратом и еще одна фотография. Секундочку. Я сначала не понял, кто там был изображен. Теперь этот человек был старше и выглядел совсем иначе. Я не знал его раньше. Мое самообладание пошатнулось, как сломанный табурет под ногами. Клавдий. Да, это выражение лица нельзя было спутать. Мой Клавдий. Невольный приступ нежности и злости накрыл меня с головой. Как она посмела?! Но неужели! Как это возможно? Как она могла шпионить за ним?! Я сорвал фотографию со стены и посмотрел внимательнее.

На ней Клавдий был намного моложе, в каких-то нелепых прямых брюках, куцем свитере, и совсем щуплый, я бы даже сказал, дистрофически худой. Это было необычно, ведь сейчас я знал его другим. Я невольно вспомнил день нашей встречи и рекомендацию. Кто рекомендовал тебя? Ах да. Ну конечно. И я, как всегда, подумал, что передо мной очередной безмозглый юнец, не способный отличить следствие от причины, но это было не так. Очень быстро стало понятно, что за наивной внешностью скрывается пытливый ум многообещающего молодого человека с неординарными способностями. Но что все это значит? Я сунул фотографию в карман и решил пока не думать о том, что мне неизвестно, и отложить тяжелые мысли на потом. Хотя это совсем непросто.

Надо продолжать осмотр кабинета. На другой стене висела карта Солнечной системы. И рядом почти со всеми планетами бросались в глаза непонятные мне отметки и цифры, похожие на координаты. Больше всего был разрисован Марс. Я начал вытаскивать из стеллажа одну папку за другой и пролистывать их. Статьи, формулы, фотографии непонятных экспериментов. Люди со стеклянными колбами на голове, вот человек с надрезами на теле, вот связанного юношу опускают в воду. Нелепо! Что это за наука такая?! Вот на меня смотрит человек из аквариума. Взгляд без страха и волнения. Странный чистый взгляд.

В столе я нашел старые тетради. Что-то было на французском языке, что-то на немецком. Пометки на полях были на русском.

«Ипнар умер 8:45. Смерть наступила из-за отказа сердца. Повторить с версией 5.10, но изменить концентрацию действующего вещества».

Еще.

«Кажется, вся серия 5 не достигает нужных параметров. Иптар задохнулся уже через десять минут».