Владимир Алексеев - Чудо [litres]

– Прелестно, – сказал я. – Налейте еще.

Он налил, и мы снова выпили.

– Командир, а можно нескромный вопрос? – Я смотрел на командира, а командир в этот момент искал на столе чем закусить.

– Так точно.

– Вы когда-нибудь слышали про Иштар?

Он помедлил.

– Звучит знакомо. А что это?

– Бог или богиня. – Видя непонимание, я добавил: – Тоже из древней мифологии.

– Как дракон?

– Ну да. Как дракон, Мардук или Хумбаба. Слышали что-то?

– Не помню, – сказал решительно Кузнецов. – Но если вы интересуетесь богами, то у нас среди солдат завелся свой.

– Как это?

– Мы его прозвали Посейдон. Представляете, – он уже сильно окосел, – может под водой вообще обходиться без воздуха. И пять минут, и семь. Больше мы не заставляли, страшновато. Вдруг утонет.

– Любопытно, – сказал я, хотя, конечно, мне это было уже совершенно неинтересно. – Пожалуй, я пойду. Удачи вам с ВИП-гостями.

– Благодарю, – сказал Кузнецов, наливая сам себе.

…Что вещи приобретают смысл, хотя вера была все еще очень слаба. Врач сказал, что Лазарев очнется через пару часов. И лучше дать ему поспать. Вот кто мог бы мне теперь помочь, подумал я. И мы решили подождать. Между делом, не рассчитывая на успех, я дал задание своему штабу пробить данные на Екатерину Армстронг. К счастью, ее редкая фамилия позволяла сделать это довольно быстро. Уже через пятнадцать минут мне сообщили, что в биографии семьи ученой есть интересный эпизод.

– Борис Андреевич, – начала помощница, – ее деда звали Георг Армстронг.

– Секундочку, тот самый?

– Смотря кого вы имеете в виду?

– Хорошо, продолжайте.

– Вдохните поглубже, Борис Андреевич. – Помощница кровожадно хихикнула. – Он был специалист по рекламе на радио, который раскрутил «конец света» как бренд.

– Будь я проклят! – как-то само собой вырвалось у меня.

– Как вы думаете, сколько раз этот человек предсказывал конец света?

– Только не говори, что больше одного раза. Нет же?

– Больше!

– Два? – сказал я. – Как это возможно? Если ты один раз предсказал Апокалипсис, потом в назначенный день он не наступил, то… Ну кто тебе поверит?

– Борис Андреевич, я же сказала, он был радиоведущий, да еще и рекламщик. Ну что ему стоило?

– Секундочку. Предсказывать можно и сотню раз, – запротестовал я. – И я мог бы делать это каждый день.

– Но не так, как он. Каждый раз Армстронгу удавалось делать так, что находились последователи, которые реально верили в его предсказания, продавали жилье, раздавали все деньги, все имущество и все такое.

– Матерь Божья, – сказал я. – Странно, что его вообще не убили за это.

– Он был очень милый старикан, судя по фото. И, представляете, очень убедительный. И часами, часами промывал людям мозги через радио.

– Хорошо, два раза.

– Это ваше последнее слово?

– Неужели три? – сказал я просто, чтобы не выглядеть трусливым.

– Не угадали. Четыре.

– Четыре?! И что, даже в четвертый раз нашлись сумасшедшие, которые ему поверили?

– К несчастью, да. Вы не поверите, но он оказался долгожителем и пережил даже четвертое свое предсказание. Но уже дряхлым стариком, – помощница снова хихикнула. – А теперь главное.

Что за диво, подумал я.

– Надо полагать, что не это было главным? – произнес я иронично.

– Я уверена, что вы оцените.

– Даже не сомневаюсь.

– Угадайте, на какой год пришлось первое предсказание Армстронга?

Это было уже просто.

– Все, я понял. Спасибо, ты молодец.

– Всегда пожалуйста.

– Погоди.

– Да?

– Посмотри, пожалуйста, что случилось с родителями Екатерины Армстронг. Они живы? Особенно меня интересует линия ее деда.

– Да, сейчас. Ох, ну да. Это предсказуемо.

– Что такое? – Предчувствие меня, кажется, не подвело.

– Смотрите, Борис Андреевич, мать Екатерины, дочь Георга Армстронга, покончила с собой. Как пишут, обстоятельства были неизвестны, но предполагают, что ее решение уйти из жизни связано с предсказаниями отца.

– Ей было стыдно? – начал говорить я сам с собой. – Бедняжка. Общественное порицание было слишком сильным. Мать покончила с собой. И сейчас прошло сто лет со дня первого неслучившегося конца света. Сто лет со дня первого позора. Это ее месть обществу, месть всем нам. Или попытка реабилитировать деда. Надо было с самого начала проверить всех. Это она. Она.

– Возможно, вы правы, – неожиданно раздалось в трубке.

– Что? Да, спасибо. Держите меня в курсе, если что-то узнаете.

Я повесил трубку. Ошибки быть не могло. Слишком много совпадений. И год, и родство, и апокалипсис, и все остальное. Определенно, Екатерина была замешана в этом чудовищном деле. Надо было срочно найти ее и понять, что ее связывало с Разломом, корпорацией I Star Water Corp, Иштар, Христом, в конце концов. Да, и это было уже кое-что для моего друга полицейского, которому я немедленно все сообщил и попросил донести эти сведения куда следует. Возможно, то, что планировала Армстронг, еще можно было предотвратить. Только что она планировала?

– Боря, что она задумала?

– Не знаю. Может быть, в Разломе взрывчатка, – бормотал я. – Там глубина девятнадцать километров. Представляешь, если она заложила туда термоядерный заряд, достаточный, чтобы Земля раскололась.

– Это вряд ли, – отозвался полицейский. – У нас есть надежные сведения, что весь этот карнавал санкционирован на самом верху. Они, конечно, слабоумные, но не настолько. Тут что-то другое.

– Тогда это что-то нужно самому президенту?

– Да. И он, похоже, лично прибудет сюда и будет в ВИП-ложе.

Я немного подумал и сказал:

– Если ты не можешь подключиться, Кузнецов сейчас ее найдет. И остановит это безумие, что бы она ни приготовила.

– Борис.

– Что?

– Не верь Кузнецову. Кузнецов их человек. И про анализы информация не подтвердилась.

Разговор был окончен. И я снова остался наедине с тысячей мыслей. Я опустил трубку и сел на стул, оказавшийся рядом. У человеческих мыслей есть удивительное свойство – они как айсберги. Ты успеваешь осознать только кусочек, оказавшийся над водой, но при этом сама мысль невообразимо глубже, то есть не осознается сразу. И чтобы описать целиком то, что пришло в голову за мгновение, иногда нужно исписать сотни листов. Так было и в этот раз. На поверхности был простой вопрос. Кто я? Из него вырастал следующий простой вопрос – зачем я здесь? А за ним еще один – на что я готов пойти, чтобы сделать то, что собираюсь. И еще – не делаю ли я это по инерции? Не стал ли я пешкой в чужой игре? И так далее, и тому подобное. Вопросы, уходящие в дурную бесконечность. Но действовать надо было сейчас.

Я хотел проучить своего работодателя и, кажется, преуспел в своем расследовании, дал в руки врагов моего клиента ценную информацию. Почему? Не загнал ли я себя в еще большую ловушку? То, что я стал пешкой в чужой игре, теперь стало совершенно очевидно. Но именно этого я и не хотел, а ситуация складывалась таким образом, что управлял ею всегда кто-нибудь другой. Постоянно кто-то стоял за событиями, которые были мне непонятны. Но в них определенно был смысл. Он был, я это чувствовал. И уже почти вплотную подошел к пониманию этого смысла.