Владимир Алексеев - Чудо [litres]

Я почувствовал болезненную неприязнь к тому, что читаю. И к людям, которые этим занимаются. Я перелистнул несколько страниц.

«После успеха с Ишфаром мы должны приступить к испытаниям новой обменной системы. Ген бабочки-поденки дает потрясающий результат. Эксперимент необходимо повторить на человеческом образце».

На человеческом образце?! Что это такое? Хотелось бросить тетрадь, но я удержался и открыл ближе к концу.

«Иштар…»

– Вот оно! – сказал я вслух и невольно обернулся. Меня никто не слышал.

«…Intelligence 6.13 Armstrong (iSTAR) показал результат, на который никто не надеялся. Мы празднуем победу».

Победу?! Что за черт? Иштар – это не Бог, не Богиня и даже не имя, это всего лишь аббревиатура. Вот в чем дело. Я сделал несколько фотографий и взял другую тетрадь.

«Заселение других планет Солнечной системы невозможно. Невозможно для человека. Но разве это правильно? Какое право мы имеем останавливаться на полпути? Это преступно. И если человек слишком слаб и хрупок, чтобы выжить в условиях Марса, мы обязаны изменить его».

«Больная маньячка», – подумал я и перелистнул страницу.

«Робот. Вот, возможно, единственный ответ на наш вопрос. Мы уже сегодня можем построить цивилизацию роботов на Марсе. Им не нужен воздух, не нужна вода и пища. Все, что им нужно – это электричество. Солнечные батареи дадут им жизнь. Разумные роботы станут естественным продолжением нашей человеческой цивилизации. У них будет наша память, наша культура. Все, что человек создавал тысячелетиями, найдет свой путь в космос».

Пока не было ни слова про конец света, но я чувствовал, что нашел самое главное. Саму суть безумных преступлений, которые скрывались за всем этим маскарадом. Я не мог поверить, что такое преступное исследование было санкционировано на самом верху.

«Размножение. Вот что критично. Робот уступает человеку только в этом. Человек является сам себе средой и заводом, который производит сам себя – человека. Поэтому мы должны научить человека экономить воздух, воду и материю. Мы должны создать такого человека, который сможет задерживать дыхание на часы. Оставаться без воды и еды на несколько недель. И тогда мы откроем дорогу на Марс, на другие планеты. Это будет новый мир, новая раса граждан Вселенной. Это именно то, к чему мы шли все это время. Какое право мы имеем теперь погибнуть? Будет ли это честно по отношению ко всем, кто умер здесь?»

Что это передо мной? Идеи высокого трансгуманизма или низменная попытка отомстить всему человечеству за смерть матери? Я перелистывал и читал, читал. Везде было одно и то же. Мечты о полетах, о новых людях, покоряющих новые миры. Может, это и неплохо, но какой ценой! Ценой опытов над человеком? В голове не укладывалось, что в демократическом государстве вообще может идти речь о чем-то подобном. Абсурд! Да, конечно, со всех сторон мы слышим, что демократия как форма государственного управления себя изжила, но только теперь я, кажется, получал этому живое подтверждение.

Демократия в ее современном виде требует, чтобы сияющий демократический мир был окружен тьмой. Иначе демократия просто не может поддерживать свою жизнедеятельность. Поэтому, когда почти весь мир стал сияющим, наступил дисбаланс света и тьмы. Стало очень мало места для непопулярных решений, которые нужны для развития общества и мира в целом. Космическая эра началась с гонки вооружений и конкуренции двух кровавых научных машин – советской в СССР и фашистской, которую приютили в демократических США. Сейчас 2036 год. Кто знает, полетели бы мы уже в космос, если бы не было Первой и Второй мировой войн и холодной войны? А чего люди добились после этого в космосе? Ничего. Да, Екатерина была, безусловно, права в том, что экспансивное заселение Вселенной требовало новой политической реальности, новой этики. Я только сомневался в том, что эта экспансия, которой она так грезила, была столь уж необходима. Неужели она так важна?

Однако стоит признать, что новая этика уже подбиралась ко всем и каждому. В ответ на перенаселение демократия родила пропаганду однополых браков. Это чистая политика, но ее умело скрыли за стремлением к свободе выбора. Этика всегда отвечала и будет отвечать материальным реалиям самой жизни. И все же, все же. То, что я увидел, было чудовищно и не имело никаких оправданий. Никакая светлая и великая миссия не могла обосновать безжалостные генетические опыты над людьми. Конечно, над животными тоже. Я не мог этого принять.

С тяжелыми мыслями и возросшим беспокойством за моего ученика я вышел из передвижного кабинета Екатерины Армстронг. Мне повезло, что все двери оказались открыты. Наверное, сотрудники лаборатории спешили. Я посмотрел на часы. Господи, без десяти восемь! Да, надежды успеть к восьми обратно уже не было. Какое разочарование! Бежать к машине было бесполезно, и я решил завершить начатое. Обойдя вагончики, я оказался на краю ущелья у самого Разлома. Здесь была лестница вниз и затем канатная дорога, ведущая к шарообразной капсуле, висящей над пропастью. Зрелище не для слабонервных.

Идти по канатам? Нет! Лучше обратно. Неожиданно я услышал знакомый звук – жужжание сотен пропеллеров. Со страхом я оглянулся и увидел в полутора километрах на север осиный рой, быстро приближающийся ко мне. Нет! Нет! Похоже, делать нечего. Я неуверенно двинулся к канатной дороге. Звук усиливался. Возможно, в капсуле была сама Армстронг? Я оказался над Разломом, но боялся смотреть вниз. В этот утренний безветренный час канатная дорога шаталась только от моих шагов. Амплитуда была небольшой, но голова закружилась, я был вынужден остановиться и посмотреть вниз. Я увидел, что Разлом действительно почти полностью наполнен водой. Как странно. Еще недавно я видел, что он был пустой. А теперь это уже почти озеро. Просто очень длинное озеро. Да, падать в озеро не так страшно, подумал я и чуть смелее двинулся дальше.

Казалось, что дроны уже прямо надо мной. Я бросил автомат в воду и побежал так быстро, как мог. Дверь в капсулу приоткрыта, внутри кто-то разговаривал.

Дешевые эффекты всегда были моей слабостью. В этом я похож на отца.

Помню его историю, как он не стал телевизионным ведущим. Отец учился на факультете физики, и мой дед – большой партийный функционер – пророчил ему будущее в фундаментальной науке. Однако Андрей Ильич был не только весьма впечатляющим интеллектуалом, но и имел яркую внешность. Надо сказать, что в те годы работа на телевидении считалась лицедейством, малосерьезным занятием, близким чуть ли не к проституции. У многих складывалось впечатление, что люди на телевидении ничего особенно не делают и получают много денег за разные глупости. Поэтому, когда отца выбрали как лучшего молодого физика района для съемок телепередачи «Эрудит», дед – Илья Фомич – сильно насторожился.