Кристиан Бэд - Вторжение 1: высший разум [СИ]

Он ощутил некоторое уплотнение воздуха, слабый удар током… А потом его пальцы навылет прошли сквозь плечо «психолога»!

— Фига се! — Мирон уронил свои бумаги, и они разлетелись по полу. — Голограмма! А отец Элайджа где?!

Илья нахмурился, развернулся, поднял стул за железную ножку, превращая белого друга мягких седалищ в грозное оружие.

— Не надо было так делать. — Человек в синем костюме поморщился и потёр руку.

— Вам больно? — спросила Лиза и присела на корточки, подобрать с пола листы.

— Ага, щас… — буркнул Вадим. — Больно ему…

Его пальцы слегка покалывало.

— Подписывайте! — приказал человек в синем.

Человек? А как его ещё называть-то?

— А зачем подписывать? — спросил Вадим. — Нам и так никто не поверит! Технологии у нас ещё маленько не те, чтобы вот так… Вас же от настоящего и не отличишь. Какая вам разница, расскажем мы кому-то или нет?

— Да потому что никто не знает, что будет завтра! — Человек в синем судорожно сжал скрючившиеся вдруг пальцы, и Вадим понял, что его напрягало раньше в этом «психологе». Это был первый нервный жест человека в синем за всё это время! Первая эмоция, не считая фальшивых плакатных улыбок.

Скрюченные пальцы были похожи на когти. Они словно бы чертили на столешнице невидимые борозды.

Сразу стало как-то тревожно. В воздухе повисло напряжение — тяжёлое, тёмное. Илья едва не уронил занесённый стул, подхватил его, обнял и тихо поставил на место.

Человек в синем глубоко вздохнул и разжал пальцы.

— Вы, люди, живёте только сегодняшним днём, — сказал он тихо. — Вы даже не подозреваете о настоящем порядке вещей, но это положение дел — не вечно. В любой момент мир может измениться. Вам кажется, что правительства, государства — были, есть и будут? Они живут пару-тройку десятилетий, в лучшем случае — столетий. Как называлась ваша страна тридцать лет назад, вы ещё помните это?

«СССР она называлась», — подумал Вадим, но промолчал.

СССР умер, утянув с собой тех, кто не сумел стать другим. Страна изменилась в страшные несколько дней. Нужные стали ненужными, бесценное сравнялось с грязью. Из-за этого умер дедушка. Тот, настоящий, хороший дедушка, которого так не хватало Вадиму. Он потерял работу. Не смог больше кормить семью. Не сумел пережить своей слабости. Так говорила бабушка, а ей Вадим верил.

— Ну, допустим. — Он взял оставшуюся на столе пачечку.

Пачечка состояла из нескольких листов разной толщины и фактуры. Но надписи на листах были одинаковые: «Я, Вадим Скрябин, обязуюсь не разглашать информацию о Тот Эрш Сагах…».

Дальше вообще шла малочитаемая белиберда.

— Это что за бред? — спросил Вадим. — Это же меня вообще ни к чему не обязывает.

— Ваш язык — многозначен, мы предпочитаем свои формулировки. «Тот Эрш Сагах» — на вашем языке и означает «Вторжение», но, в отличие от нашего языка, по вашему слову нельзя установить ни дату появления этого термина, ни его истинный смысл.

— А зачем три… То есть четыре… одинаковых листа?

— Это носители разной степени сохранности. Каждый пойдёт в архив своего уровня хранения. Подписать нужно каждый лист.

Вадим пожал плечами. Ну ведь бред же? Куда они пойдут с этим «документом», если Вадим откажется соблюдать «договор»? В полицию?

— Подписывать, что ли? — спросил Мирон.

— Да подпиши, пусть поиграются, — хмыкнул Вадим.

Он не знал, что и думать.

Ребята подписали. Сложили бумаги кучками на столе.

— Ну? — спросил Вадим. — Кто вы и куда дели настоящего психолога? Что это за надувательство с голограммой?

Человек в синем собрал документы и… скатал их в шар!

— Вот так! — сказал он.

Шар повис над столом, засветился, наполняя комнату ослепительно белыми лучами.

Лиза зажмурилась и даже закрыла лицо руками. Вадим сощурился, но стерпел.

— Не бойтесь, это всего лишь самозапечатление сознания. Не только сознание продуцирует фразы. Грамотно составленная фраза обладает обратным влиянием на носителя. Впрочем, до этого вашей культуре ещё далеко. Отдельные строки, мемы — это вы знаете. Навязчивые мысли, верно? Но так же верно и то, что договор стал сейчас вашим знанием, вашей сутью.

Шар последний раз плеснул светом и растворился в воздухе.

— Улетел? — удивилась Лиза.

— …И обещал вернуться, — буркнул Мирон, но никто не засмеялся.

— Я отправил его в хранилище, — пояснил «психолог».

— Кто вы? — Вадим не забыл своих вопросов. — Мы подписали, рассказывайте.

Человек в синем согласно кивнул и опустился в кресло.

Снова появилась дверь и, цокая металлическими лапками, в комнату вбежало существо, похоже на механического паучка. На спине паучок носил прозрачную, искрящуюся сферу. Вадим видел такого же на карте в заброшенном ЦУПе.

— Меня зовут господин Мнге, — сказал человек в синем костюме. — Я родился шестьдесят тысяч лет назад, в Африке. Моё тело давно разрушилось, но сознание и часть мозга заключены вот в этой сфере. Раса моя вымерла во время Вторжения миллионы лет назад. Немногие уцелевшие живут теперь рядом с людьми, но мы не смешиваемся с вами и не даём о себе знать. И вы никогда не узнали бы о нас, если бы снова не началось Вторжение. Противостоять ему мы не можем, нас слишком мало. Но мы помним о нём. Знаем, к чему оно приведёт. Мы ищем среди людей тех, кто способен сопротивляться вторженцам и их личинкам. Только сознание Вадима подходит для дальнейшего обучения. И в этом — наша с вами проблема.

Пока господин Мнге говорил, по сфере на спине паучка пробегали радужные сполохи. Паучок был не такой уж большой, чтобы не влезть в рюкзак, например. Значит, «человек в синем» вполне мог перемещаться и по улицам…

— А какой у вас настоящий облик? — спросил Вадим.

— Это неважно, — ответил господин Мнге. — Это не поможет нам ответить на главный вопрос: как решать проблему с твоими друзьями, которые теперь слишком много знают. Это опасно и для нас, и для них.

— Да нет тут никакой проблемы, — хмыкнул Вадим. — Мы же — дети. Сегодня у них что-то там не выходит — завтра всё получится.

— Ты не знаешь, как сложно устроено сознание. Им придётся бороться со страхом, а у них нет к этому природной склонности и нет резерва.

— Это, типа… То есть я — не могу бороться со страхом? — переспросил Илья. — Это, типа, шутка?

Мирон дёрнул его за рукав, мол, молчи, за умного сойдёшь.

— Возможная природа страха для вашего вида тройственна. — Господин Мнге не удивился вопросу, даже кивнул Илье. — Ты — смелый мальчик в пределах известного тебе мира. Вы, люди, можете испытывать осознанный страх, это продукт вашего личного эмоционального опыта. С этим страхом ты умеешь справляться, Илья. Но есть и страх неосознанный. Когда твоё сознание сталкивается с другим сознанием. Хищным. Способным пожрать его, ты понимаешь?