Таде Томпсон - Роузуотер [litres]

Я заталкиваю револьвер за пояс за спиной. Что бы ни случилось, я не должен спать с Феми. Видение четко предостерегало от этого. Не знаю, как бы она получила надо мной контроль, но не хочу выяснять. Не знаю, что там насчет любви, но поскольку я ни в кого не влюблен, то не заморачиваюсь этим. К тому же, любовь для слабаков, настоящие любовники снимают телок.

Кофе, как оказалось, уже остыл, и я ставлю на огонь свежую порцию. Мне как-то не по себе, отчасти я нервничаю из-за оружия, а еще это видение и вообще нехорошие предчувствия. Перевозбужденный этим эмоциональным сумбуром, я случайно роняю чашку. Когда возвращается Феми, я собираю осколки.

– Я… за нами летит вертолет, – говорит она. Она кажется взволнованной, а может, мне просто передалось ее состояние.

– Я не полечу, – говорю я.

– Не дури. Мне надо лететь, а значит, и тебе тоже. Я тебя тут не оставлю.

– Я здесь не останусь, но и с тобой не полечу.

– Кааро, у меня нет на это времени.

Я достаю пушку.

– Ты с ума сошел? Ты никого не убьешь, – говорит Феми. – Кааро, не знаю, что ты, по-твоему, делаешь, но угрожать мне не надо. Я думала, мы поладили.

– Мы не поладили. Ты получала, что хотела, но мы не поладили.

– Успокойся и опусти оружие, Кааро. Это антикварный револьвер, он стоит кучу денег. Его использовала банда Ойенуси в преступных целях в семьдесят втором. Он скорее всего не работает и даст осечку, если ты спустишь курок. – Феми совершенно не боится, словно может протянуть руку и забрать у меня пушку, но ей интересно, как повернется этот сценарий.

– Я его только одолжил. Я просто хочу сойти с этого корабля, Феми. – Я улыбаюсь ей, а кто бы не улыбнулся? – Ты самая прекрасная девушка, какую я целовал.

– Я стану последней девушкой, которую ты поцеловал, если не перестанешь тыкать огнестрельным оружием в правительственного агента. Ты знаешь, что это преступление?

– Прости, но я тебе не доверяю, Феми. Мне не нравится то, что ты сделала со своим мужем, и я не хочу участвовать в убийстве Велосипедистки без суда и следствия.

Феми вздыхает.

– Я сделаю себе кофе. – Она двигается, не обращая на меня никакого внимания. Какая-то часть меня думает, что стоило бы разок выстрелить, чтобы напугать ее или типа того, но мне не хватает решимости. К тому же, я никогда не стрелял. В доме играет классическая музыка. – Это Мендельсон. Мне всегда грустно, когда я слушаю этот скрипичный концерт. Мой муж любил его, особенно первую часть, но я не могу вспомнить название. Я больше Людвига люблю. Девятый опус – одна из вершин человеческой цивилизации.

– Очень мило. Я не фанат.

– Да, я так и думала. – Она наливает в чашку немного кофе и предлагает мне, но я ее игнорирую. – Я не могу рассказать тебе всего, но мои отношения с мужем были сложными.

Вонде Алаагомеджи был ее единственным опрометчивым поступком на службе в О45. Симпатичный мальчик-охранник, которого она заметила и трахнула. Секс с ним оказался настолько хорош, что ей захотелось продолжения. К этому времени семья Феми уже и не надеялась, что она выйдет замуж. Ее мать говорила, что она «слишком упертая», а отец, что она «слишком похожа на мужчину». Вонде принадлежал правильному клану и семье и был достаточно глуп, чтобы знать свое место. Брак был удобен обоим.

Феми и Вонде прожили год в бесконечных развлечениях, с короткими перерывами на работу. Потом Вонде начал беспокоиться о своей карьере, захотел продвижения по службе и стал намекать, чтобы Феми использовала свое влияние. Кумовство в О45 не работало, но мальчик ей не верил. Она попробовала его протолкнуть, едва не перейдя границы приличия и вызывая удивление. Это каким-то непонятным образом повлияло на нее, и блеск этих отношений померк. Секс перестал быть таким уж потрясающим, стал более обыденным, а потом и вовсе исчез. Она знала, что он смачивает свой фитиль где-то на стороне, но ее это не заботило. В их доме были двенадцатифутовые потолки и достаточно места, чтобы каждый жил своей жизнью.

– Однажды я не видела его шесть недель, – говорит она.

Они стали привыкать к приятной, разрушительной рутине, прикидываясь, что ничего не значат и даже не существуют друг для друга. Двадцать четыре месяца такой жизни притупили ее инстинкты. Большим сюрпризом для нее стала съемка, принесенная службой наблюдения.

Вонде – повстанец. Вонде – распространитель подрывной литературы, сообщник врагов государства. Вонде – сочинитель буклетов для Велосипедистки, сторонник теории заговора и разоблачитель.

Феми делает паузу, чтобы отпить кофе.

– Кучки последователей этой девчонки обнаруживались то тут, то там. Она объявлялась, как инопланетянка, кого-то похищала, проповедовала свою версию утопии, версию, с которой президент горячо не соглашался. Я его не винила, до выборов было девять месяцев.

Я получала информацию о том, как продвигается выслеживание ячейки Вонде, но меня не привлекали по очевидным причинам. На какое-то время я и сама попала под подозрение и подверглась тайной слежке и межведомственной проверке. Я перенесла это, как герпес, и продолжила работать с обычным усердием. Если нечего скрывать, то нечего и бояться наблюдения. Я воспринимала это как мелкое неудобство, и оно рассосалось.

Она узнала, читая секретные сводки. Шестеро убитых, со связанными руками, застреленных в затылок, нападающие неизвестны, одна из жертв опознана как Вонде Алаагомеджи. Феми никак на это не отреагировала, хотя чувствовала печаль. Эскадроны смерти – это было не в духе О45, и скорее всего его послал совсем другой департамент, у которого был доступ к информации.

В то время ее увлекло изучение сверхъестественных элементов, всплыли детали о других аспектах ее работы, о перерожденных, ведьмах, телепатах, особенно о скользунах. Штатные психиатры считали, что так происходило замещение процесса скорби. Интерес к сверхъестественному после гибели члена семьи – это почти клише, говорили они. Через несколько недель после смерти Вонде Феми пришла в голову идея использовать массовые захоронения с целью тестирования искателей.

– Что и привело меня к тебе, Кааро. Возможно, к лучшему искателю в Нигерии, а значит, в мире, но в то же время – плебею, любителю радостей жизни, винопивцу и сатиру, грязному и совершенно безнравственному.

Я хихикаю:

– Вскоре настанет день, когда ты изменишь свое мнение обо мне.

– Об этой чести я не помышляла, – говорит Феми. – Так ты останешься и поможешь мне найти Велосипедистку?

– Прости, Феми. Я найду девчонку и выслушаю ее точку зрения. Я все еще не верю вашей организации.

– Мы не казним.

– Может быть. Может, и не казните, но другие правительственные службы казнят, а у них есть доступ к вашим данным. Мне жаль. – Я начинаю двигаться к выходу.