Геннадий Тарасов - Седьмой принцип

– Вас что-то смущает, сэр? – поинтересовался дворецкий предупредительно и едва заметно пошевелил пальцами ног.

– Э-э-э, нет. Уже, однако, утро, – нашелся что сказать Лис.

– В таком случае доброе утро, сэр, – с достоинством поправился дворецкий. – Позвольте вашу шляпу, сэр. Боюсь, что она вам больше не понадобится, сэр.

– Шляпа в общем-то не моя, – сообщил Лис, снимая петас и протягивая его привратнику.

– Я в курсе, сэр, – согласился батлер, почтительно принимая от него головной убор.

Избавившись от петаса, Лис ощутил облегчение, значительно, кстати, большее, чем может принести простое освобождение от тяжести. Все-таки этот предмет гардероба вызывал жгучее желание держаться от него подальше, то ли сила, в нем скрытая, проявлялась таким образом, то ли волшебство. Наконец-то Лис получил возможность рассмотреть место, в котором он оказался. Место, передняя или холл башни, изнутри выглядело не менее странно и необычно, чем снаружи, хотя эта странность раскрывалась не сразу.

Справа от входа была устроена вешалка, на которой в данный момент висели лишь два тяжелых плаща. В углу, под вешалкой, из высокой кованой подставки торчали несколько зонтов и тростей. Кому они могли принадлежать, Лис даже не задумывался. На стене, высоко над левым плечом дворецкого, в железном кольце, горел факел, безбожно чадя, треща и периодически плюясь огненными брызгами. Там, дальше, цепляясь за камни, уходила вверх чугунная лестница, обвивая изнутри остов башни ломаной спиралью. Над каждым пролетом лестницы также горел факел, их вереница уходила в вышину, где-то там сливаясь в одно тусклое масляно-желтое пятно. За правым плечом батлера, слева от лестницы, просматривались какие-то помещения, довольно обширные, целая анфилада комнат, чего, исходя из видимых наружных размеров башни, просто никак не могло быть. Обман зрения или очередное искажение пространства, должно быть, подумал Лис. Впрочем, чего уж тут удивляться и искать нормальность там, где ее нет по определению. Пожав плечами, он перевел взгляд дальше налево.

Там, в глубокой узкой нише, занимая ее почти полностью, стоял обширный письменный стол, накрытый зеленым, не первой свежести, испещренным пятнами, сукном. Стол освещался электрической, как заметил Лис, лампой под зеленым же абажуром. За столом располагалась девица, которую Лис сразу узнал, несмотря на ее строгое, закрытое серое платье с белым кружевным воротничком под подбородок и высокую прическу. Словом, была разбитная девица, стала чопорная дама, лицо строгое, но то же. Перед дамой лежала раскрытая пухлая учетная книга, какие называют амбарными, с желтыми страницами, и она собиралась в ней что-то писать, для чего уже держала в руке заточенное гусиное перо. Насчет гусиного, впрочем, утверждать Веня не брался, может, и от какой-то другой птицы было перо. Обута ли дама или же, как и ее напарник, предпочитает более свободный стиль в этой части гардероба, под столом видно не было.

Узнав девицу, Лис повернулся к дворецкому и внимательней всмотрелся в его лицо. Оказалось, что вводившие в заблуждение и сбивавшие поначалу с толку бакенбарды при правильном взгляде в воображении легко трансформировались в клокастую бороденку.

– То-то я гляжу, – заулыбался Лис, – лицо знакомое. Как вам пицца вчерашняя показалась?

– Благодарю вас, сэр, – наклонил голову дворецкий. – Было вкусно.

– Вы что же, следили за мной? – спросил Лис.

– Скорее, приглядывали, сэр, – пояснил дворецкий. – Простите, если доставили вам неудобство. – Он развел руками: – Такая работа, сэр.

– Имя? – спросила из-за стола ворчливым голосом девица.

– Мое? – зачем-то переспросил Лис. И, осознав глупость сказанного и почувствовав стыд за нее, поспешил исправиться: – Веня. Вениамин. Вениамин Лисицын.

– Такого не значится, – сообщила девица, сверившись со списком в книге.

– Как же так? – озадачился Лис. И вдруг его осенило. – Фрюж? Может быть, Фрюж?

– Фрюж… Фрюж есть. – Девица обмакнула перо в чернильницу и что-то черкнула в книге. – Можете проходить!

– Фрюж! – с видимым волнением произнес дворецкий. – Как же, наслышаны, сэр. Рад был поработать с вами, сэр. Пожалуйте, сэр.

Посторонившись, батлер освободил Лису проход на лестницу. При взгляде на эти истертые ступени, уводящие в неведомые пределы, у Вениамина в тоске сжалось сердце.

– Небольшой совет, сэр, – подсказал дворецкий. – Не раздумывайте, будет только трудней. Обратного пути уже ведь нет, сэр. Позвольте пожелать вам удачи, сэр…

Оглянувшись, Лис увидел, что входная дверь исчезла, на ее месте теперь была глухая каменная стена, точно такая же, как и прочие. «Вот и все, мышеловка захлопнулась», – подумал он обреченно, совершенно осознав, что попал в ловушку, из которой так просто не выбраться. Если вообще – выбраться. Однако раскисать было нельзя. Вдохнув глубоко, он набрал полные легкие воздуха и задержал дыхание на время, утихомиривая сердцебиение. Когда ему показалось, что волнение унять удалось, мимо дворецкого, двумя руками прижимавшего к груди петас, он зашел на лестницу. Чугунная ступенька застонала под его ногами, и Лис подумал, кстати или некстати, что таков, очевидно, голос его судьбы. Мысль показалась ему пошлой, и он ее устыдился.

Поднявшись до середины первого пролета, он оглянулся. Поймав устремленный на него настороженный и в большей степени тревожный взгляд зеленых глаз девицы, он, повинуясь игривому моменту, какому-то озорству, сложил пальцы пистолетом, наставил на нее и сказал:

– Пуф!

Лис снова посмотрел вниз на следующем витке лестницы. Было уже высоко, но еще недостаточно для того, чтобы включились инстинкты самосохранения, а именно боязнь высоты. Это испытание, он знал, поджидало его выше. Страх, будто это специальный летучий газ, витал в своих облаках и ниже определенного уровня не спускался, сидел там, в засаде, нападая всегда внезапно – как ни жди его, как ни готовься к его появлению. Но пока, пока он проявил себя лишь только этим тоскливым предчувствием. Пока.

Внизу, на освещенном дне колодца, стояли рядом, обнявшись, парень и девица. Задрав голову, они смотрели ему вслед, как смотрят рвущемуся в небеса воздушному шару. Девушка прильнула к парню, склонила голову ему на плечо. И тут с такого, довольно-таки большого, расстояния Лису увиделось, что они похожи, словно брат и сестра, Яма и Ями, дитя солнца и дитя луны, мифические и мистические близнецы, прошедшие через таинство и огонь кровосмешения. Не совсем было понятно, какую роль они играли в его истории и почему именно они ее играли, но, чувствовал Лис, их присутствие вполне вписывалось в логику того экзистенциального действа, в которое его самого затянуло уже окончательно.