Эйлин О'Коннор - Вы признаны опасными [сборник litres]

– Вира, вира помалу! – угрюмо скомандовал старый гном. Остальные молча подчинились.

– Что это? – прошептал оторопевший Хольми. – Зачем это?

К нему, тяжело ступая, подошел Грум. Обычно веселое его лицо было сурово.

– Памятник тебе ставим, – уронил он. – В натуральную, значит, величину. Четыре дня тебя не было видно. Думали, помер.

Хольми снова протер глаза и похлопал себя по ушам, надеясь избавиться от морока. Если это не сон, то чье-то злое волшебство! Но ни Грум, ни насупившаяся толпа, ни изваяние не исчезли.

Гном осознал, что именно кажется ему самым странным в происходящем.

Из пещер не доносилось песен. Не вопили кузнецы, не распевали рудокопы. Даже дети и те вели себя тихо.

– П-п-почему п-п-памятник?

– Так ты у нас того! Спаситель!

Хольми покачнулся.

– Объясни! – взмолился он. – Что происходит?

Грум пожал плечами:

– Это все Радуцеус, честь ему и хвала.

– Честь и хвала! – нестройно отозвались гномы, затаскивая изваяние на постамент.

– Третьего дня явился к нам счастливый и сообщил, что сумел исправить ошибку прошлого. Отныне и навсегда у каждого из гномьего племени непереносимость выпивки. Ни тебе мховки, ни козьеножки, ни асбестовки. – В голосе гнома зазвучала тоска. – Свободны мы отныне от проклятого зелья! Все наши силы можем бросить на созидательный труд во славу рода.

– Ура! Да здравствует! – вяло откликнулись гномы.

Хольми закрыл глаза и снова открыл, пытаясь осмыслить новости.

«Исправить ошибку прошлого…»

Ему вспомнился колдующий Радуцеус, которого он довел своими обвинениями до белого каления. Выходит, колдун все-таки смог наложить на них заклятие! Не зря сверкали молнии и взрывались золотые шары!

Но, постойте! Выходит, что…

Хольми сглотнул.

– Никто не может больше пить? – шепотом спросил он.

– Ни одна сволочь, – кивнул Грум. – Кто ни попытается, сразу бряк – и в обморок. Ну прямо как ты.

У Хольми подкосились ноги, и он бухнулся на дорожку. Грум подумал и присел рядом с ним на камень.

– Сперва еще экспериментировали, – задумчиво поделился он. – То с гранегоном пробовали, то с бзденькой, то смешивали… А потом смирились. Качественно потрудился волшебник! Трактирщик, как понял, что все напрасно, думал повеситься, но переквалифицировался в гробовщики.

– В гробовщики… – эхом отозвался Хольми. – А Радуцеус?

– Ушел. Я, говорит, теперь могу с чистой совестью оставить вас, дети мои. Благодарите, говорит, не меня, а Хольми Бракса, который пробудил во мне дремлющую силу. Вот он, ваш герой! То есть наш. Нашего непьющего племени!

Грум похлопал гнома по плечу.

– А я? – икнул бедняга. – Как же я?

Старик окинул его взглядом, смысла которого юный Бракс не смог истолковать.

– А тебе волшебник решил возместить годы вынужденной трезвости. Так что ты у нас теперь единственный на весь народ пьяница и выпивоха! Поздравляю!

– Ура! – глухо поддержали гномы. Кто-то утер слезу.

– Налить герою! – крикнул кто-то.

– Н-нет!

Хольми попятился, но одни крепкие руки подхватили его, другие уже передавали бутыль слюдянки, и вскоре перед ним оказалась полная кружка.

– Я не хочу! – жалобно пискнул юный гном.

– Пей! – рявкнул Грум. – Пей за всех гномов! От нашего имени! Пей, как выпил бы каждый из нас! Пей, твою гномью мать, Хольми Бракс, да войдет твое имя навеки в историю и будет высечено на каждом монументе!

– Пей! – простонали гномы.

Хольми приложился к ледяной кружке, лишь бы не видеть их взглядов, и осушил ее в несколько глотков. Слюдянка яростно заискрилась в горле, ударила в голову непривычного к хмелю гнома, как кузнечный молот по наковальне. Он вытер губы рукавом, рыгнул, обвел сородичей помутневшим взглядом и внезапно широко ухмыльнулся.

Кто-то из гномов, не выдержав, скрипнул зубами. «Смеется над нами наш герой», – пробормотал кто-то. «Может себе позволить!» – отозвались тихонько.

– Весело тебе, Хольми? – горько вопросил Грум.

Хольми икнул, и улыбка его стала еще шире.

– И чему же ты радуешься? – выкрикнул кто-то.

– Представил… – хихикнул Бракс, – …представил, сколько мне теперь достанется слюдянки! – Он поднялся на ноги и широко развел руки. – Мховки!

Гномы не смогли сдержать дружного стона. Запасы выпивки в их пещерах были неисчислимы. И кому же отныне пригодятся они? Самому негодному из их рода!

– Гранегона! – Хольми пошел прочь, приплясывая. – Корнедури! Грога! Эля! Слюдянки!

– А, будь ты проклят! – выразил общее мнение старый Грум и облизнул пересохшие губы.

Но Хольми удалялся прочь, хохоча и подпрыгивая, и коллективное гномье проклятие не могло испортить ему настроения.

– Козьеножки! Базальтника! – выкрикивал он.

– Чтоб тебя разорвало! – рыдали гномы, не в силах больше сдерживаться. Мир, навсегда утерянный ими, целиком и полностью достался бывшему трезвеннику и неудачнику Браксу.

– Ракушайки! Хмеляги! – распевал во все горло Хольми.

– Чтоб тебе шею сломать! – бессильно желали ему вслед.

– Дерюжника! – напомнил герой.

– А-а-а-а-а! – выдохнула толпа в едином порыве. – Чтоб тебя камнем зашибло, подлюга!

И тут случилось чудо. Висевший на потолке двухсотлетний сталактит внезапно обломился и полетел вниз. Гномы ахнули, не веря своим глазам. Неужели проклятие сработало?

Но не успел старый Грум сделать и шага, как из-под обломков выбралась, покачиваясь, знакомая фигура, и издалека до толпы донеслось торжествующее:

– И сладкой бзде-е-е-еньки!

В две тысячи пятнадцатом году проводился очередной сетевой конкурс рассказа: «Мини-проза», с темой «Почти как люди». Я крутила ее в голове так и сяк. Не хватало какой-то ерунды, легкого толчка, чтобы колесо сюжета покатилось. В то время у меня только появилась собака, и я смотрела обучающие ролики по дрессировке на ютубе. В очередном из них инструктор взял на руки щенка кавказской овчарки – чудесное пушистое существо, похожее на медвежонка, – и ласково сказал: «А теперь посмотрите, как мы будем заниматься с Чани. Чани, Чани!»

Щенок повернул к нему умную морду и тявкнул.

«Вырастет в огромную зверюгу», – подумала я.

В следующую секунду в моей голове возник персонаж, который стоял на другой планете, в лесу, какого нет на Земле, и со страхом смотрел на маленьких пушистых, смертельно опасных существ.

– Чани! – ласково сказал Сандор. – Чани, чани!

Ни гнева, ни радости не отразилось в круглых глазах троих, замерших на той стороне болотца. Сколько Сандор ни вглядывался, он не мог уловить даже намека на чувства. Иногда ему казалось, что все чани – клоны одного-единственного существа.