Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

Эв на этом месте просто рассмеялась, отметая подобные рекомендации.

– Нет! Это же идиотизм! Он за соломинку хватается. Обесценивание? Да что сейчас вообще означает «цена»? – Она раскраснелась, ее золотистые волосы на таком фоне смотрелись даже лучше, Дэйв сразу вспомнил, как они давным-давно летали в Канаду кататься на лыжах – еще до того, как составили свой огромный список вредных с точки зрения парниковых газов излишеств, без которых вполне можно обойтись; туда вошли и самолеты. – Ты меня слышишь, Дэйв? От старого мышления необходимо избавляться. Ему здесь больше нет места.

– А нам здесь есть место? – спросил тогда Марк. В его двенадцать лет у сына обнаружилась способность попадать в самую точку. Напоминать о действительно важном. Это было совершенно новым его качеством, Дэйв такого раньше за сыном никогда не замечал. Мечтатель вдруг превратился в прагматика, словно выключателем щелкнули. Не то чтобы Марк нажал на выключатель, потому что ему того хотелось. Нет, просто его отец был так подавлен, что даже слова выдавить не мог. Мальчик принял на себя отцовские обязанности, но Дэйв был в таком оцепенении, что даже гордости за сына не испытал. Вернее, ему было для этого слишком жаль себя.

– Нам никуда не придется переезжать, – объявила Эв, улыбнувшись сперва Марку, а потом и Сюзан, которая и так-то переживала тинейджерский кризис, а теперь совсем погрузилась в пучину отчаяния, поскольку перед ней замаячила перспектива перевода в другую школу, переезда в другой город или поселок, а если ее пессимизм начинал бить через край, то и вообще в лагерь беженцев на канадской границе. – Разве вы не понимаете? Банк не сможет нас выселить, если только мы ему сами не позволим. У них нет способа нас изгнать.

– А есть мы что будем? – сразу же спросила Сюзан. – Одежду мне на что покупать? И косметику? И к парикмахеру ходить?

Эв изумленно моргнула.

– Сюз, ты ж еще ни разу в жизни никакой косметики не покупала! Постричь тебя кто угодно сможет – ты ж все равно под машинку стрижешься! Джинсы у тебя из секонд-хенда, а…

– Я вообще не про это!

– Радость моя, у нас ведь остался огород и теплицы. И потом, вы же сами в Интернете все видите. Никто не голодает. Вообще никто. – Она остановилась и еще раз обвела всех изумленным взглядом. – Неужели вы так и не поняли? Все изменилось. Вообще все!

Ну, значит, все в порядке, хотел тогда сказать Дэйв. Значит, все в порядке.

Только чем же мы теперь будем заниматься? Как жить? Как нам, на хрен, жить дальше?

Но он слишком оцепенел, чтобы говорить. Слишком онемел, чтобы чувствовать. Слишком уж хотел поскорей провалиться в блаженное забытье сна.

Там, за обеденным столом, ее энтузиазм вспыхнул – и умер. Всплеснув руками в бессильном гневе, она встала.

– Как хотите. Рано или поздно вы тоже поймете. А я спать пошла.

Но она пошла не спать. А к ноутбуку.

Что она почувствует, думал он, когда Интернет отключат за неуплату? Когда иссякнет информационный поток, поддерживающий ее уровень дофамина? Когда череп заполнит звенящая пустота?

Кухня как кухня. Обычная утварь, кран капает, часы тикают, свет бьет в окно. Однако ее заполняет невидимая истина, заполняет столь плотно, что Дэйв и шелохнуться не может.

Нужда. Словно застывающий, но еще не застывший бетон. Прямо с этой точки ее не видно, но стоит чуть сдвинуть стул, и она все собой заслонит. Так что у Дэйва есть причина не шевелиться. Именно эта причина.

– Верования дают ту невидимую и малоисследованную основу, на которой зиждятся склонности, мнения и вообще аксиоматика, – сказал Адам. – Человек обычно считает их самоочевидными и нерушимыми. Большинство конфликтов, независимо от масштаба, по существу представляют собой столкновение различных систем верований. Я говорю очевидные вещи, Саманта Август?

– Да, – пробормотала она, не отрывая взгляда от экрана, на котором среди мигающих огней полицейские и сотрудники «Скорой» вывозили наружу, под яростные порывы ветра, каталки с укрытыми с головой телами. Бегущая строка внизу экрана сообщала общее число погибших: 1126.

– Манипуляция властью есть одна из древнейших сил в человеческой культуре, – продолжал Адам, – и уже на ранних столкновениях воль основывалось самоопределение племен, приемлемые внутри них рамки поведения, табу, повседневные ритуалы. Все это и легло в основание систем верований. Подчинение правилам превратилось в постоянное, действующее в любой момент давление. И мало кто осознает, что в самой основе системы лежит произошедший давным-давно триумф одной воли над другой. И это отравляет все последующее. Но, похоже, Саманта Август, вы меня не слушаете.

– Тысяча восемьсот семьдесят три ребенка остались сиротами, – сказала она.

– Когда эгоизм доходит до патологической стадии, – сказал Адам, – невинные жертвы неизбежны. Если дать религиозным убеждениям полную волю, они могут привести к той форме эгоцентризма, которая дегуманизирует всех остальных, низводя их всего лишь до символов, пригодных в жертву единственному эго. В этом смысле мы в очередной раз возвращаемся к многочисленным прискорбным последствиям неограниченной власти. В случаях массовых самоубийств на религиозной основе мы наблюдаем реакцию на отречение от подобной власти – единственным доступным вам способом.

– Дети всего этого не понимают, – сказала Саманта Август. Оторвав взгляд от экрана, она встала и принялась расхаживать взад-вперед. – Для них мама с папой только что ушли навсегда. А их бросили. Теперь чужие люди укрывают их от холода одеялами.

– Мне нечего вам возразить, Саманта Август. Точно так же я не могу разумным образом обосновать пределы своего вмешательства, установленные в отношении добровольного ухода из жизни. В конце концов, подобные действия являются наивысшим выражением свободы воли. И однако мне нечего предложить в оправдание травм, достающихся на долю выживших.

Она помолчала, потом покачала головой.

– Мне нужно поговорить с мужем. Сесть с ним рядом и говорить всю ночь, пока у нас не кончатся слова. А потом выйти наружу и увидеть восход.

– За вашим мужем постоянно следят электронные системы наблюдения.

– Ну еще бы. Канадское правительство подсуетилось?

– Как ни странно, американское.

– А, ну да. Суверенитет зависит от того, у кого ружье побольше. – Она остановилась. – Вы же можете их заблокировать?

– Да, но это лишь усилит их панику.