Софи Макинтош - Исцеление водой [litres]

– Не устраивай мне тут сцен, – говорит мать, будто это не она первая меня ударила. – Всё, пошли со мной.

Она решительно направляется обратно к дому, но перед самой галькой внезапно останавливается и садится на влажный песок, делая нам знак сесть рядом. Берет нас за руки. Даже меня, хотя и заодно с рукой Скай – моя ладонь, словно по запоздалом раздумье, положена сверху.

Немного поодаль светятся огни дома, поблескивает гладь бассейна.

– Я знаю, что значит быть юной девушкой, – сообщает нам мать. – И знаю все, что способно вас погубить.

Мы ждем, что она добавит что-нибудь еще.

– То, что вы сейчас чувствуете, – это естественно, – продолжает она, на сей раз большей частью обращаясь ко мне. – Это вполне естественно, когда хочешь смотреть на мужчин.

Грейс фыркает коротким смешком.

– Прекрати, Грейс, – велит ей мать и сжимает наши ладони крепче.

Мужчины где-то там, внутри дома, хотя не знаю точно где. Они ходят по нашим коридорам, дыша одним с нами воздухом, они сидят на нашей мебели, везде оставляя свой след.

– Вам необходимо «лечение любовью», – говорит в итоге мать и отпускает наши руки. – «Журнал новоприбывших» я положу в комнату Грейс. Через час приду и постучусь.

Вместе с журналом мама оставляет у Грейс в спальне для нас большущие шарфы – тонкие шелковистые отрезы ткани, которые падают на пол широкими прямоугольниками, стоит их выпустить из рук. «Прикрывайте ими тело, – говорится в оставленной рядом записке. – Надевайте всякий раз, как выходите загорать». Сестры раздосадованы и злятся на меня – и они правы, это, безусловно, моя вина. Мы ложимся на ковер, чтобы их примерить. Шарфы достаточно большие, чтобы закрыть нас с головы до пят. Свой я тут же стряхиваю, испытывая под ним нечто вроде клаустрофобии. Грейс и Скай лежат точно под саванами – видно лишь, как от дыхания вздымается тело да чуть шевелятся под тканью руки, показывая, что обе на самом деле живы.

Устав возиться с шарфами, мы забираемся на кровать, и Грейс начинает заунывно зачитывать нам из «Журнала новоприбывших» причины приезда пациенток – одну историю за другой, и так бесконечно. Свидетельства того, как мужчины губят женщин. Свидетельства из прежнего мира. Все это мы уже слышали раньше, и не единожды, но я по-прежнему закрываю глаза, словно загораживаясь от этих слов, от скрытого в них предчувствия беды, от весомости их пророчеств. Скай ерзает, пытаясь пристроиться поудобнее, – однако тут, как ни пристраивайся, слушать подобное все равно не по себе. С содроганием мы вспоминаем, как выглядели некоторые из тех женщин, когда только к нам приехали. Они казались будто обескровленными, с обвисшей кожей. У них безо всякой причины сами собой слезились глаза, выпадали волосы.

«У меня возникла аллергия на мужа. Но тот отказывался признавать, насколько мне от него плохо. Говорил, что я все это выдумываю, что такое просто невозможно, – даже когда я начала кашлять кровью, когда от моих волос забивался в ванне слив. Ночами он не отпускал меня от себя, а к утру в тех местах, где он меня касался, кожа становилась красной и саднящей. Да и все прочее тоже болело. “Оставь меня, – молила я. – Неужто ты не можешь без этого обойтись?” А он купил мне стероидный лосьон да марлевую маску, от которых не было никакого толку, и заставлял меня каждое утро в постели мелко-мелко дышать…»

– Жуть какая! – бросает Грейс, прочитав с полдюжины, а то и больше подобных откровений. Она закрывает глаза, делает медленный вдох и выдох.

Такая реакция для нее довольно необычна, и это меня потрясает даже больше, нежели все, ею прочитанное. «Журнал новоприбывших» для меня, по большому счету, нечто слишком отвлеченное, чтобы я чего-то там сильно пугалась, хотя мне, конечно же, очень грустно за этих женщин с их страданиями. И где-то в глубине души я смутно сознаю, что эта боль вполне закономерна для той цепочки преемственности, к которой я сама принадлежу.

Потом мы начинаем делиться первыми впечатлениями о явившихся к нам на остров мужчинах.

« Шумные ». « Скользкие ».

Грейс от отвращения морщится. Все мы сравниваем их с Кингом – это единственная для нас точка отсчета, наш критерий безопасности мужского начала. Все они ниже его ростом, отмечаю я. Положительное это качество или нет? Меньшие тела вроде бы меньше поглощают воздуха. Волосы у них на висках все время влажные от пота. Я держу при себе, что я чувствую, когда рука Ллеу оказывается рядом с моей или когда я наблюдаю, с какой грациозной легкостью разбегаются его кисти, играя на пианино, – но я думаю об этом, все время об этом думаю, и я в ужасе от самой себя!

Скай тоже вставляет свое словечко: « Дружелюбные », – и Грейс сразу ощетинивается.

– Легко быть дружелюбным, когда тебе чего-то надо, – говорит она сестренке. – Посмотрим, покажутся ли они тебе такими же дружелюбными, когда захотят перерезать тебе горло!

– Грейс! – возмущенно протестуем мы. – Они не станут этого делать!

Она лишь вскидывает руки, даже не глядя ни на одну из нас.

Когда мать решает нас помиловать и отпустить, предварительно тронув ладонью наши лбы, чтобы пощупать температуру, и объявив, что теперь мы здоровы, – я очень долго стою под душем. Обеими руками намыливаю волосы и ради искупления позволяя попадать пене в глаза. Наконец растираюсь уже изрядно поношенным полотенцем и намазываю ноги густым, пахнущим ванилью кремом, который отдала мне Грейс еще несколько месяцев назад. Его привез ей из последней своей поездки Кинг. Сестре он оказался не нужен, а мне, она знала, он понравится.

– Зачем тебе это надо? – спрашиваю я себя.

Нехорошая привычка разговаривать сама с собой прицепилась ко мне несколько месяцев назад, когда Грейс стала все больше меня сторониться, на долгие часы запираясь у себя в комнате за соседней дверью и с каждой минутой неуловимо меняясь.

Теперь, когда нам доходчиво напомнили, что именно поставлено на карту, мама разрешает мужчинам находиться вместе с нами в комнате отдыха. Мы с сестрами устраиваемся на продавленном посередине диване. Скай едва не висит на Грейс, я усаживаюсь в уголке, подтянув одно колено к груди и делая вид, будто вышиваю. Когда никто на меня не смотрит, я просто тыкаю иголкой в ткань, на самом же деле снова наблюдая за Ллеу и Гвилом. Мужчины играют в карты, оживленно кидая их на стол, и масти так быстро мелькают у них в руках, что их почти не различить. Мальчик, выиграв, радостно смеется, и отец шутливо поддает ему кулаком по руке. Мягко и нежно. « Отец », – с тоскою проносится у меня в голове, и я так крепко сжимаю руки, что вышивка падает из рук.

Получается, это «лечение любовью» так ничего мне и не дало. Ллеу подносит ко рту стакан с водой; на лоб ему падает прядь темных волос, и он сразу откидывает ее назад. Глотая, на мгновение прикрывает глаза. Я тоже на секунду опускаю веки. Мать и Грейс вяжут полосатые вещички для будущего новорожденного, а Скай играет сама с собою в «ниточку», растягивая красную хлопковую нить между зубами и большим да указательным пальцами. Ну по крайней мере хоть сестры у меня обрели какое-то умиротворение.