Софи Макинтош - Исцеление водой [litres]

Смыв с себя остатки крови в ванной у Грейс – прямо втроем забравшись в ванну и, дрожа, окатывая пригоршнями воды и волосы, и все тело, – мы переодеваемся в одежду Лайи. Она вполне отлично нам подходит. Белая, с отражающими свойствами. Костюм Кинга мы решаем разорвать на кусочки, дабы взять с собою как оберег при переходе границы. По большому счету, нам не нужно ничего, что некогда принадлежало этому человеку. Однако в последний момент нас осеняет одна идея.

Мы решаем обойтись без целительной чаши в танцевальном зале. Вместо этого возвращаемся в уборную к Грейс и почти доверху наполняем водой ванну, приготовив в руках соль. Медленно, круговыми движениями, рассыпаем ее вдоль поверхности воды. Крупинки опускаются на дно, кружась и растворяясь. Впервые мы друг на друге практикуем исцеление водой – первый и последний раз, – делая все так, как наблюдали прежде со стороны. Мы готовим себя к тому, что будет дальше, – единственно известным нам способом.

Скай выходит первая. По собственной воле она опускается возле чаши на колени. Она никогда еще не занималась этим раньше, но все мы делаем то, что необходимо в данных обстоятельствах. Мы чутки и бережны друг к другу. Даем сестре свободно поднять голову и отдышаться, не удерживая ее силой под водой.

Следующая Грейс. Две ладони опускаются на лебединый изгиб ее шеи. Правая – Лайи и левая – Скай. Мы держим ее под водой немного дольше. И она ничуть тому не сопротивляется. Подняв наконец голову от воды, Грейс чувствует в себе легкую слабость. Она сама нам в этом признается. Обсудив это между собой, решаем, что это хороший знак.

Лайя оказывается последней. Мы держим ее под водой дольше всех. Она отлично натренировалась этому в бассейне. Проделанный обряд еще больше сближает нас троих, связывает воедино. Кровь в нас теперь пульсирует в унисон. Мы ни разу не испытывали желания прочувствовать страдания Лайи, но сейчас, под водой, ее боль оказывается у нас на глазах и на губах, солено-жгучая боль. Мы избавляемся от своего прежнего эгоизма.

Поднявшись от чаши, Лайя улыбается:

– Все хорошо. Совсем не так и тяжело, как я себе это представляла.

– Прощай, все, что здесь есть! – громко произносим мы, проходя по всему дому, от комнаты к комнате.

Как ни крути, наш дом не уберег нас в безопасности. Однако он научил нас любви.

Выйдя на берег, мы вглядываемся в гладь воды. Прощайте, призраки из моря! Больше вы уже не приплывете к нам. Прощай, белая штукатурка дома, созданная для того, чтобы отражать всю скверну, ибо ты все же подвела нас.

Мы стараемся избегать взглядом Ллеу, лежащего на том же месте, где мы его оставили. Это наше послание всем, кто может вдруг явиться к этим берегам. Смысл послания: «Вам здесь не место». А точнее: «Убирайтесь к черту!» Надеемся, они сразу увидят его и расскажут остальным об оказавшихся в опасности женщинах и нашедших способ себя спасти.

О женщинах обновленных, сияющих. С головы до пят лоснящихся любовью.

На наших телах остались отметины. Мы не в силах совсем избавиться от всего этого. Да и вряд ли захотим это сделать, какие бы перемены с нами ни случились. В самом центре нашего существа все равно светится любовь.

Где-то недалеко от морской нашей границы, на самом краю видимости, появляются лодки. Большие и белые. В воздухе над нами веет переменами. Нам пора!

Мы проходим через сад, мимо запущенных кустов, склонившихся под тяжестью цветков, мимо колючего терновника и переросшей зеленой поросли. К тому времени, как мы добираемся до леса и первые на нашем пути темные ветви прикрывают нас от солнца, в небе над головой появляются необычные птицы. Они летают очень низко над нами.

Лайя поднимает к ним голову:

– Я уже их видела раньше. Только ни разу еще так близко.

«Идите, не останавливайтесь, – все твердим мы себе. – Идите и не останавливайтесь».

Позади мы оставляем и всю свою одежду, и оружие, и всё, что мы прежде любили. Мы не берем с собой даже фляг для воды. Всё, что у нас имелось, остается позади – и мы этому только радуемся и ликуем.

Возможно, что безопасных мест нигде уже и не осталось. Возможно, мы создадим новое пристанище – со всей нашей любовью и рвением. Возможно, там есть и другие женщины, уже взявшиеся за это дело. Мы непременно с ними встретимся. И они узнают нас – далеко уже не детей, – и протянут к нам руки. И спросят: «Где ж вы задержались так надолго?»

Вперед и вперед несут нас усталые ноги. Крики птиц становятся громче. Кажется, будто они устремляются вниз и начинают носиться кругами. Однако мы уже далеко углубились в лес. Мы все ближе к границе.

Внимательно следим, не попадутся ли под ногами змеи, не выскочат ли дикие звери. Вокруг нас вьются то ли москиты, то ли мошки, но мы их почти не замечаем. К крикам в небе добавляется новый звук – протяжный, монотонный птичий зов, – но даже и он почему-то не внушает нам опасений.

Добравшись до границы территории, мы берем ветки потолще и пригибаем ими ржавые колючки проволоки, чтобы спокойно через нее перейти. Это отнимает у нас какое-то время, но мы все же расчищаем себе путь. На мгновение задерживаемся по другую сторону границы, глубоко вдыхая в себя новый воздух. Где-то на расстоянии слышатся голоса, но они еще как будто очень далеко отсюда. Мы оглядываемся в сторону дома – но он уже совсем скрылся из виду. Кругом перед глазами только лес. Прохладная густая листва, сплетения ветвей.

Все отлично. С нами ничего тут не случилось. Все просто замечательно! Мы запрыгиваем на поваленный ствол большого дерева и обвиваем друг друга руками. Как-то само собой нам становится очень легко друг к другу прикасаться. И мы гладим и трогаем друг друга везде, где ни попадя.

Однако нам далеко еще идти, и оставаться надолго нельзя. Мы раздвигаем руками ветки кустов, и за каждым нас ожидает еще один, новый шаг вперед – несмотря на то что звуки птиц и голоса вдали становятся все громче; несмотря на то что мы все больше удаляемся в неизвестность; несмотря на то что листва закрывает от нас солнце – что, впрочем, само по себе чудо! Втроем идем мы шаг за шагом. Где-то впереди, за лесом, ждет нас собственный наш мир – главное, уйти достаточно далеко отсюда. И мы ступаем в этот мир без малейшего страха.