Софи Макинтош - Исцеление водой [litres]

«Разозлись!» – так и хотелось мне сказать Лайе. Она же с понурым, выжатым видом рассеянно бродила вокруг дома. Я так хорошо узнала это ее состояние! Ей невыносимо было видеть, что я пытаюсь ей помочь. Как невыносимо было и то, что Ллеу теперь сделался настолько далеким от совершенства, что он оказался просто скользким самолюбивым типом с увертливыми глазами. Будучи странной, необыкновенной девушкой, она заслуживала куда больше обычного. Даже я, совершенно ничего о нем не зная, понимала, что он самый обычный человек. И не сомневалась, что он должен перед нею трепетать. «Не будь с ним такой благодарной! Будь злой! Будь грубой!» Я знала, что она на это способна. Это он привел ее в такое жалкое, безвольное состояние. И мне ужасно было видеть свою сестру настолько слабой, при том что она во многих отношениях как раз самая сильная среди нас трех.

Я до сих пор помню тот случай из родительской практики «лечения любовью», когда мне велено было держать над горящей свечой ладонь, насколько хватит сил терпеть. Однако один запах плавящегося воска приводил меня в ужас. Никогда еще не доводилось мне испытывать такого страха. Помню, когда я задрожала и расплакалась, вы с матерью многозначительно переглянулись, словно ты что-то мысленно отсеял для себя.

Тогда вместо меня свечу взяла Лайя. В тот год она была для меня самой любимой, а я, в свою очередь, – самой любимой для нее. Наши оковы тогда висели рядом. Любовь вдвойне, и вдвойне удача. Она лишь мгновение поколебалась, прежде чем занести ладонь над пламенем. Все вместе мы, не отрывая глаз, следили, как огонь лижет ей кожу. Время шло, босые ноги прибрежный ветер заносил песком. «Тысяча один. Тысяча два. Тысяча три…»

Весь следующий месяц на ее ладони чернела небольшая обугленная дыра. Из нее сочилась желтоватая влага, и мама дважды в день обрабатывала ее антисептиком. Лайя тогда ни разу даже не заплакала.

Да и во многом я в большом долгу перед своей сестрой.

Мы с Лайей решаем одни спуститься поискать Ллеу. Скай удается уговорить остаться в спальне. Руку мне оттягивает тяжелый пистолет. От Ллеу нигде ни звука, ни следа. Возможно, он уже где-то спрятался, почуяв, как изменилась в доме атмосфера. Рядом со мной дрожит всем телом Лайя. Для нее все это чудовищно, как ни крути.

В столовой я кладу пистолет на белую скатерть и разминаю руки. Мы подходим к наружным дверям посмотреть, нет ли его на море или на пляже. Между кухней, регистрационной стойкой и танцевальным залом на самом деле столько дверей, что, даже будь с нами сейчас Скай, мы не смогли бы все их охватить.

«Думай, – говорю я себе. – Думай».

– Может, он в бассейне? – высказывает предположение Лайя.

– Не угадала, – слышим за спиной мужской голос и, обернувшись, разумеется, видим Ллеу с пистолетом в руке, напряженно следящего за нами.

Возможно, он и трепетал перед ней – наедине, когда никто этого не видел и не перед кем было притворяться. Я не вправе судить о любви других людей. Я и сама много чего делала неправильно.

Днем она подолгу не выходила из своей комнаты. И лицо у нее то и дело расплывалось в широкой, непотребной улыбке. Я могла лишь вообразить, чем они занимаются, и старалась отчетливо представить себе то зло, что он ей причиняет. Я пыталась заметить, каким Ллеу уходил от нее после этого. Похож ли он был на человека, охваченного любовью? Потому что за тобой я это замечала. Походка у тебя, помнится, стала неторопливее, а взгляд потяжелел. И ты в целом сделался рассеянней, небрежней.

Тогда-то, понаблюдав за ним, я и поняла, что мы в беде, что на нас надвигается такое несчастье, что мне не снилось и в самых страшных снах.

– Вы мне не объясните, зачем вы это с собой носите? – спрашивает Ллеу. И самодовольно улыбается. Вот же мерзкий тип!

– Так, на всякий случай, – отвечаю я, глядя ему в глаза. Еле сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть перед его ногами.

– Вот и правильно. А где Джеймс? Что-то нигде не могу его найти.

Мы в ответ молчим.

– Где Джеймс, девчонки? – спрашивает он снова, намного громче и уже не улыбаясь.

Как же он мне опротивел! Как противны вообще эти мужчины и то, как они нас унижают, как подавляют нас настолько, что даже сейчас я съеживаюсь под его грозным взглядом.

Мы с Лайей придвигаемся друг к другу ближе. Вот бы нам с ней объединиться телами, чтобы единой силой сразить его наповал. Между тем он делает к нам шаг, потом другой. Руки его умело и уверенно держат оружие. И в этой уверенности я впервые за все время чувствую его обаяние. И я не могу винить Лайю за то, что она сделала.

Рефрен, универсальный для всех мужчин во вселенной: «Я в этом не виноват!»

А также: «Я никакой ответственности не несу…»

Или еще: «Я ничего подобного тебе не говорил. Нельзя же принимать физические действия за слова».

Спасает нас Скай. Всегда найдется женщина, что принесет спасение, – теперь мы это знаем точно. Мужская защита всегда очень шатка и своекорыстна.

Скай все равно пошла за нами вниз. Увидев, что собирается сделать Ллеу, она повыше заносит у него за головой большую вазу из холла. Нам даже не видно самой сестры, пока он не обрушивается перед нами.

Случившееся – точно картинки во вспышках света. Внезапное движение. Его разом обмякшее лицо. Грохот вазы, которая, грянувшись об пол, дает трещину, но все равно не разбивается.

Приятно видеть Ллеу у своих ног, внизу, где ему и место.

Мы тяжело дышим, приходя в себя. Стараемся не думать о том, что могло бы только что случиться. Скай, сбегав на кухню, находит шпагат, и мы быстро связываем Ллеу – за лодыжки и запястья. Он все так же пребывает без сознания, пока мы выволакиваем его из дома и тащим к берегу. Песок забивается ему в одежду и волосы. В нас что-то словно подымается, вскипает – и я этому очень рада. Хочется даже остановиться на мгновение и дать захлестнуть себя этой волне.

Главное в данном случае правило – это сохранить себе жизнь. Именно так нас всегда учили. Проявлять подчинение, доброжелательность. Помнить, что женщине при вспышке насилия всегда приходится тяжелее.

– Если к вам явятся мужчины, проявите к ним долю милосердия, – наставлял ты нас. – Но только не надо болтаться возле них и ждать, пока они покажут, насколько вы перед ними слабы.

Но вот перед нами Ллеу – бессильно валяется на песке. Да и наши родители уже перестали быть теми, кто не способен ошибаться. Когда мы зашли так далеко, мне уже совсем не хочется приставлять нож к своему горлу.

У нас, выходит, теперь свой, новый порядок защиты жизни – с нашими собственными ритуалами. Физическое обезвреживание врага, лишение его сил. Восстановление прежних границ. Внезапно для меня все сразу проясняется.

Ллеу открывает веки и взглядом вперивается в меня. Но я, хоть и встречаюсь с ним глазами, переговариваться с ним совсем не собираюсь.