Александр Бердник - Камертон Дажбога

Поток мысли завихрился. Меня захватило мощное течение таинственной реки, понесло в какую-то темную трубу. Ударил колокол, потрясая Вселенную до основ. Могучая сила не давала остановиться, хотя я видел фигуры Григора Бовы, своего покойного отца, знакомых ученых, мою любимую жену Риту, которая что-то кричала, предостерегающе размахивая руками. Где остановка? Какая субстанция несет меня? И куда?

Волна выбросила меня на цветущую поляну. И исчезла, испарилась. Вокруг плыла тишина. Блажение молчания.

Передо мной забрезжила ослепительная золотая искра. Взвилась спиралью, начала рисовать очертания сияющего Существа. От него протекало тепло, нежность, спокойствие. Послышалось вопросы (во мне или снаружи — кто скажет?):

— Ты удивлен?

— Я знаю об этом. Читал. Видел во сне, в воспоминаниях о своих прошлых жизнях, — ответил я, а может, и ответ сложился машинально.

— Кем считаешь тот феномен, который перед тобой? — добро-иронично поинтересовался Сияющий.

— Разве это имеет значение? Кто-то считает такую фигуру Христом, кто Буддой, кто Аллахом.

— А ты?

— Зачем укладывать встречные явления в психические стереотипы? Разве я спрашиваю гору — кто ты? Или цветок — как тебя оценить? Или молнию в грозовом облаке разве обязательно именовать стрелой Перуна, Ильи-громовержца, оружием Зевса или Индры? Может, даже электрическим разрядом величать это явление — пустое занятие! Поэтому и тебя принимаю как встречу таинственного Друга, остерегаясь как-то назвать.

— Друга? — поинтересовался Сияющий. — А если я притворился Другом?

— Можно ввести в заблуждение ум, интеллект, — возразил я. — Сейчас мой свидетель — сердце.

— Хорошо, если так. Ты попал сюда, за грань физического мира, именно потому, что сплел воедино веление интеллекта и искренность сердца. Пусть это станет наукой. А теперь, пока струна жизни еще держится… готов ли ты остаться здесь? Там, в трехмерности, ты нужен? Или обойдутся без тебя?

В моем воображении после его слов поплыли образы катастрофы на Луне, я вспомнил о Григоре Бове, Гале Куренной, о монахине Юлиане-Марии, потерянной в спиралях времени, о нарушенном эксперименте — и страстное желание спасти друзей своих, помочь живым потрясло мое новое существо.

— Туда, туда! — горячо сказал я. — Кто же оставляет друзей в беде? Ты же знаешь — я повел их из глубин Высшего Мироздания в страшные адские сферы. Как же лишить их веры в смысл нашей миссии?

Сияющий молчал. Но я почувствовал одобрение в том молчании. Молния ослепила меня и бросила в мглистую бездну.

… А потом — снова медленное возвращение в себя. Кто-то вливал мне в рот странную жидкость: всего несколько капель, но они взорвались в теле горячими искрами, разлились в дальние уголки организма живительными токами. Потом — операционный стол. Сновидения. Возвращение в сознание. И снова ритмы бытия и небытия. А в состоянии между дремотой, сном и полным пробуждением — впечатляющие прозрения, открытия. Попробую записать несколько. Позже расшифрую. Или использую для философских осмыслений. И определяющая мысль: что с Григором и девушками? Вернулись ли они? Или потерялись в потоках бесконтрольного времени? О, боль! Какая страшная вина!

В палате, кроме меня, пусто. Только цветы на подоконнике. Хотелось бы взглянуть в окно, на вид, но вставать запрещено. Сестрицы, когда я их о чем-то спрашиваю, кладут палец на губы (мол, тише, ни слова), давая знать, что им запрещено отвечать.

Я, наконец, попросил блокнот, карандаши и ручки. Мне их принесли. Хорошо, что могу писать, иначе — лопнул бы от ментального напряжения.

Видение, сон или явь?

Разговаривал с Гориором и Глэдис. Они появились после полуночи, когда где-то на улице пробило двенадцать.

Я мучился мыслями о судьбе своих друзей, попавших в беду из-за меня. Решил про себя, что спрошу обязательно врачей, как только увижу, иначе — подниму бунт!

Именно в этот момент и произошло…

Поплыло в пространстве голубое сияние, будто нежная морская волна прокатилась над головой. А из того света уплотнились (именно уплотнились из света, другого образа я не могу подобрать) две фигуры. Я их сразу узнал: голубая — Гориор, и лилово-фиолетовая — Глэдис. Их сияние было сдержанное, мягкое, приятное.

— Это мне снится? — прошептал я.

— А что такое сон? — серьезно ответил вопросом на вопрос Гориор.

Глэдис нежно-укоризненно посмотрела на него.

— Дорогой, подальше от философских сентенций. Он едва вернулся к жизни, а ты…

— Неважно, — обрадовался я. — Пусть будет философия, пусть будет схоластика, только рядом была живая душа.

— О! — удовлетворенно сказал Гориор. — Раз ты считаешь нас живыми душами, тогда все в порядке. Сны кончаются, Горикорень, пора просыпаться. Мы тебя с трудом вырвали из переходного состояния. Один миг, и Ариман торжествовал бы. Черный Папирус помог тебя воскресить. И капля вина из Чаши Бессмертия. Ее передали твои друзья.

— Где они? — я вскочил на постели, аж болью отдалось в спине.

— Успокойся, — мягко сказал Гориор. — Тебе вредно резко двигаться. После катастрофы хроностанции я отправил твоих друзей сюда, во фронтовое бытие. Но Ариману, вероятно, удалось спутать нити причинности. И они теперь в одной из параллельных реальностей. Год сорок восьмой…

— О, идиот! — вскричал я. — Знал же, что эксперимент подготовлен на живую нитку, что понимания тайны времени на грош… полез в пороховой погреб с факелом. Неуч!

— Успокойся, — тихонько засмеялась Глэдис. — Кто виноват, кто не виноват? Как распознать? Мы вместе распутываем клубок космоистории. Возможно, ты больше сделал, чем мы… потому что мы бродим в небе ноосферы, иногда тщетно пытаясь осмыслить актуальный момент, важный для вашего фронтового бытия.

— Это правда? — спросил я, обращаясь к Гориору.

— Правда. Мы можем прикоснуться к узловым моментам, там, где Ариман нарушил Космическое Право, но прорвать стену невежества, темноты, мистификации должны сами люди, потому что вашей ментальностью она соткана. Вспомни Будду, вспомни Христа… Какие впечатляющие подарки Духа! А что люди сделали из этого? Дьявольский спектакль! Подарили Радость, а выросли плоды ужаса и ненависти!

— Что же делать с друзьями? — простонал я. — Как спасти?

— Вопрос разве заключается в спасении тел? — ласково спросила Глэдис. — Сколько тел мы уже оставили на этой убитой горем Земле? Да разве только Земле? Вопрос в том, как разомкнуть ворота обмана, коллапс псевдобытия, ментальную ловушку, лабиринт псевдоистории.

— Ключ? Где ключ?

— Ключ в тебе. У вас. Как в песне одного вашего поэта сказано: