В Бирюк - Обмасонивание [СИ]

Вот оно — многообразие жизни!

В Сарове мужички с мертвецов горелых блестяшки сымают, на Дятловых горах кирпичники затылки вокруг печек чешут, а я тут, в который раз, оглаживаю девку по спинке. И благостно увещеваю:

— Ты — глупая бестолковая дура. Тебе по-хорошему говорят. А ты доброго слова не слышишь, не разумеешь. Я тебе толкую: ты в лапах Зверя Лютого. Спасения какого, защиты — тебе ждать неоткуда. Всё. Ты одна. Вот как есть. Голая, слабая, бессильная. Что ж тебе делать? — Понять. Осознать. Почувствовать. Безысходность, безвыходность, безнадёжность. И измениться. В себе. Внутри себя. Все твои «хорошо» и «плохо» — здесь.

Я постучал пальцем по её маковке, торчащей у меня перед носом.

— Здесь — между ушами.

Она перестала хныкать, кажется — слушала.

— Я, Воевода Всеволжский, дал тебе волю. Не под себя положил, как нормальный бы мужик сделал, а на себя возложил. Да у всех баб на «Святой Руси» такой воли нету! Ты бы на лавке лежала да шевельнуться не могла! Даже вздохнуть — только по разрешению, ежели тушка на тебе приподнимется. А тут: дыши — не хочу. Быстрее или, там, глубже — сама, по своему желанию. В смысле — дышать. Но надо же и честь знать. Потрудится. Хоть бы в благодарность за такую милость. А ты — дура. Жмёшься, давишься. Ни себе, ни людям. Страх твой — тут, между ушами. Страх глупый, бессмысленный. Убежать, спрятаться, остановить меня — ты не можешь. Так чего ж ты боишься?

— Бо-ольно…

— Так ведь и боль твоя — от тебя же. От страха твоего, от нежелания. А Господь велел желание — иметь. Хочешь быть богу угодной — желай. Дави страх. Получай удовольствие. Или, хоть мне доставь.

Её неровное дыхание постепенно успокаивалось. Но я не спешил: человек — существо гидравлическое. А жидкостные системы имеют куда большую инерционность, нежели электрические. Мысли, иончиками по нейрончиками — уже скок-скок. А гидравлика, в соответствующих местах организма… как котёл на паровозе — только собирается.

Оставалось поглаживать и, не давая возникнуть глупым мыслям, проповедовать:

— Всё, что мне в голову придёт — будет с тобой исполнено. Ни силы, ни защиты от меня — у тебя нет. Твои «хочу» или «не хочу» — ничего не значат. Как же тебе жить? — Возлюбить. Ибо сказано: «возлюби ближнего своего». А кто более ближен, чем тот, кто уже внутри? Возлюби имеющего тебя. Овладевшего тобой. Своего господина, хозяина, владетеля. Твоё «хочу» — должно совпадать с моим. Твоё «хорошо» — то, что хорошо мне. Не сделать вид, не прикинуться, а чувствовать, думать так. Жить этим. Всей душой, всем телом. Ибо притворство, обман — видны. И — наказуемы.

Я осторожно, субмиллиметрово, двигался внутри неё. Она сжималась, вздрагивала. Но — всё менее напряжённо.

— Тебе больно? Если таково моё желание, то и боль твоя — твоя радость. Господин твой обратил на тебя внимание, хочет от тебя чего-то. Воплей каких-то, слёз, молений, коленопреклонений и подползаний… — сделай. В церкви же, пред доской крашенной, делаешь? Искренне, с радостью и умилением? Но ты не бойся — я людей мучить не люблю. Зубы выкрошить, нос на сторону своротить, глаза выжечь, руки ноги-переломать, кожу живьём содрать… груди и ягодицы у тебя отрезать, на костре поджарить и тебя же тем мясом кормить… мне противно. Не радует. Да и твой Ипай — муж добрый. Без этаких заморочек. Научишься его радовать — будешь как сыр в масле. А не сможешь… возлюбить, не сумеешь понять и вчувствоваться — будет тебе каждый день горе-злосчастье. Как в пекле у чертей под плетями.

Она, убаюканная моим неспешным повествовательным тоном, уже напоследок всхлипнула, прижимаясь щекой к моей груди. Даже жалко. И куда таких сопливок несёт? — Да, в общем-то, известно куда — в нормальную святорусскую жизнь. То-то Евфросиния Полоцкая предпочла в монастырь, чем в княгини.

Понятно, что придурков-садистов среди мужчин не большинство. Но — есть. А патриархальность, беззащитность и сословная наследственная иерархичность общества — к маразму подталкивают. «А вот не по ндраву мне». И — в морду.

Следует ли мне обратиться ко временам уже не родовых, а вполне цивилизованных нравов? К «России, которую мы потеряли»? К благородному и высококультурному «цвету нации» первой половины 19 века?

Типа:

Молодой дворянин не позволял сыграть крепостным свадьбу, пока лично не «испробует» невесту. Родители одной из девушек дали ему отпор. Барин повелел схватить их, приковать цепями и обесчестил дочь на глазах отца и матери.

Помещик Гагарин силой удерживал в своём доме 7 девушек, которых обесчестил. Князь был весьма ревнив и при любом удобном случае бил их кнутом.

Граф Визанур развлекался тем, что поселил крепостных девок в домики, выполненные в разных стилях: китайский, турецкий, индийский. Крестьянки были обязаны одеваться в национальные костюмы этих стран. Граф и сам облачался в экзотические одежды и «ходил в гости» к своим наложницам. Он любил красить голых крепостных белой краской и заставлял изображать античные статуи.

Эпоха Пушкина и Лермонтова, Жуковского и Карамзина. Все встречались между собой, раскланивались, на званных обедах за одним столом сиживали. Потом отправлялись по делам своим. Кто — создавать славу российской словесности или возвеличивать славу русского оружия. А кто — девок насиловать да мужиков в античность вгонять.

Коллеги, вы гадалками подрабатывать не пробовали? Мы ж, типа, знаем грядущее:

До этого «тогда» — семь столетий. И вести себя надо соответственно реальности. Нынешней, «святорусской».