В Бирюк - Обмасонивание [СИ]

— Слышь, Воевода. Иди-ка ты лесом, жуй-ка опилки.

— Злые вы все, уйду я от вас.

Мальчик Ванечка обиделся, расплакался и пошёл. Опилки искать…

Хрен вам всем. Не дождётесь.

Способность к продавливанию собственных решений, как и многие другие способности человеческие — тренируема. Как бег или поднятие тяжестей, память или музыкальный слух. «Спортивную форму» в этой области — следует поддерживать. И начинать надо с изживания страха. Опасения, нежелания общаться с незнакомыми, или малознакомыми, или неприятными людьми. С готовности к конфликту. С радости от него. Тогда вы сможете вывести противника в такую позицию, где он проявит свою глупость, вздорность, подлость… Когда ваша победа в столкновении мнений будет очевидна не только вам, не только сторонним наблюдателям, но и ему самому.

Вот правильный результат! Когда не вы, а он будет в бессильной злобе теребить своё «остроумие на лестнице», чувствовать себя слабаком, дураком. Ненавидеть вас. Но прежде всего — себя. Воспитывая сам собою, непрерывным уязвлением собственной гордости, многократным повторением в своём мозгу, в своей душе — собственного унижения, собственного провала — «бессильную ненависть». Которая сожрёт его изнутри язвой желудка или язвочками геморроя, превратит в пускающего слюни идиота инсультом, или перейдёт в ту самую «выученную беспомощность». Без всякого электрического тока с вашей стороны. Сам-сам.

Девка глядела на меня весьма сосредоточенно. Будто пытаясь найти в моём благодушном повествовании «зерно Гегеля». Но меня не видела — вся там. В пальцах своей ручонки, в случайных прикосновениях напряжённого, горячего, чужеродного… к бледной вялой коже своей тощей задницы. Наконец, она что-то к чему-то прислонила… и, даже, куда-то упёрла.

Положим, я знаю что. Чувствую. А вот куда? Вдовица сирая… должна, вроде бы, понимать…

Она с немалым удивлением уставилась на меня. Вероятно, ожидала некой мировой катастрофы. Падения небес, огненного дождя и великого потопа в одном стакане. Мор, глад, трус и трубы архангельские. Но — ничего не происходило. Некоторое неудобство — и всё.

Я старательно не шевелился, развлекаясь сменой выражений на её лице и веселясь в душе.

— Ну что? Не страшно? Я ж говорил: со мной боятся — не надо. Ибо — бестолку. И не больно. А почему? — А потому что сама. А вот если бы я тебя… вот такими граблями намозоленными… не видя, не чуя, не разумея… Слушайся Зверя Лютого — жить будешь веселее.

Я похлопал её по локотку, намекая на необходимость убрать ручонку, зажатую между нашими телами. Когда она исполнила и напряжённо замерла, стараясь не пошевелиться, не сдвинуться хоть бы на долю миллиметра, чуть надавил на её горло, на ключицы. Поглаживая и придерживая девкин крестец, успокоил фольком:

— На Руси говорят: «грех — в мех, благословение — в торбу». А ты гладенькая — меха-то нет. Стало быть, без греха.

Она постепенно, по миллиметру сдвигалась вниз. Ощущая усиление моего давления. И на своём горле, и у себя между ног. Мягкие ткани постепенно сжимались, сминались… Страх неизвестного, непривычного нарастал… хотя — вдовица же…

Нервы у неё не выдержали:

— Ах! Нет! Нет!

Панический рывок был рефлекторно погашен моим захватом. Придавил костлявый крестец. Ну, какой попался. Даже с некоторым избытком. Ну, извини. Она взвизгнула напоследок, ощущая наше несколько изменившееся… взаимное положение в пространстве.

А ощутимо — вблизи. Что может более «близко», чем «внутри»?

Интересно — а что они чувствуют? С той стороны? «На том конце замедленного жеста»?

У нас тут «жест»… ну очень замедленный. Я бы назвал его «проникновенным». Но это — мания величия. Полу-проникновенный — максимум.

С жалостливым выражением она начала проситься:

— Отпусти. Пожалуйста. Он у тебя… такой большой. Твёрдый. Не влезет. Порвёшь меня.

— Ты жмёшься. С испуга. Потому и больно. Я ж тебе говорил — не бойся. Не спеши, растянешься. Ты же баба, у тебя внутри человека целиком можно поместить. Перед рождением его. Расслабься. Отпусти себя. Отдайся. В волю мою. И всё будет хорошо.

Ну, типа — «да». Женский оргазм возможен только при полном отключении женских мозгов. У мужчин… мозги-то работают. Но уже мало чем управляют.

Несколько мгновений она непонимающе смотрела на меня, выбирая: то ли — расплакаться, то ли — драться, то ли — смириться. Вариант «добросовестное сотрудничество» даже не рассматривался. Потом закрыла глаза и, полагая, очевидно, что я её не вижу, поскольку она не видит меня, начала гримасничать, выражая свои ощущения и опасения, на каждом миллиметре своего сползания по мне. Или — моего проникновения в неё. Что, в данной конкретной геометрии — жёстко взаимосвязанные процессы. Насколько жёстко — сам чувствую.

Придётся Ипаю немелкий счёт выкатить. За предэксплутационную подготовку, обкатку и растяжку…

«Бонус от фирмы — скрытый тюнинг».

Она оперлась руками мне в грудь. Потом решила, видимо, что такая поза символизирует слишком большое её соучастие в происходящем — переставила ладошки на ткань коврика по обе стороны. И замерла. Уткнувшись носом мне в кость грудины. Почти не дыша. С плотно сжатыми веками.

Нашла чего-то? Услыхала? — Там, кроме стука моего сердца, ничего нет. Может, унюхала? — Так я, вроде, только что помытый…

Как-то мне это становится… скучно.

— Ты так спать собралась? Елозить-то когда будешь? А то баня выстынет.

Она понимала моё неудовольство, но совершенно не представляла своих возможных действий. Пришлось снова ухватить её за подбородок и, потихоньку поднимая над собой, привести к более вертикальному положению. Где она и замерла. Хлопая глазами, не видя меня — вся в себе.

Даже знаю где конкретно.

Что-то мне такое… «долговременное полупогружённое» состояние — удовольствия не доставляет.

«Ни — тпру, ни — ну», «ни богу — свечка, ни чёрту — кочерга» — русский фольк даёт массу описаний подобного. Не могу сказать, что «полупогружённость» есть основная форма пребывания русской нации… в разных областях деятельности… но, явно, встречалась часто — фольк фиксирует типовые ситуации.

Ещё: «ни — два, ни — полтора». Но здесь другой случай — ещё и «одного» нет.

Мне, как прогрессору-попандопуле, надлежит негативные типичные явления — изживать. Что я и сделал. Конкретно — двинул тазом. Своим, а не банным, если кто так подумали. А то надоела такая… «ни жива, ни мертва».

Она вскрикнула и снова «пала мне на грудь».

— Не надо! Пожалуйста! Больно. Режет внутри… будто ножом по живому.